От века и до наших дней любому злу в судьбе земной
Тупая жадность — лишь она — была единственной виной.
У жадного и бога нет, апостол говорит святой{*},
Того он бога признает, под чьей находится пятой.
Он — хищный волк. Его закон: людскую кровь пускать рекой.
Он пьет, но кровью никогда не насыщается людской.
Хоть и богат и властен он, но по природе он такой:
Всех обездолить норовит, все захватить своей рукой.
Все, все — и драка, и тоска, и зависть, и ночной разбой,
Проделки шайки воровской, — все из-за жадности людской.
Клятвопреступники, лжецы, кричащие наперебой,
От веры отошли святой, — все из-за жадности людской.
Один болтается в петле, другой сидит в тюрьме сырой,
А те пропали с головой, — все из-за жадности людской,
Цари садятся на копей, цари воюют меж собой,
Гоня покорных на убой, — все из-за жадности людской.
Чтоб увести народы в плен, проходят вихрем над страной,
Ровняют города с землей — все из-за жадности людской.
Один поднялся на отца, братоубийцей стал другой,
У них святое под ногой, — все из-за жадности людской.
В католикосы лезет всяк, кто в беззаконии герой,
Пролез в епископы иной, — все из-за жадности людской.
С епископом развратник пьет — и властью наделен мирской
За мзду монетой золотой, — все из-за жадности людской.
Архимандритов новых рой во всем плетется за толпой,
В прилавок превратив налой, — все из-за жадности людской.
Монахи, бросив монастырь, по селам шляются толпой:
Забудь молитвы! Песни пой, — все из-за жадности людской,
А иереи — за дубье! Тот — с окровавленной щекой,
А тот — с припухнувшей губой, — все из-за жадности людской.
Нагаш, ты — пленник суеты, следи всечасно за собой;
Немало этого добра и ты имеешь, как любой.