Ora ragazzo solo dove andrai,
La notte è un grande mare.
Se ti serve la mia mano per nuotare.
Grazie ma stasera io vorrei morire.
Теперь, мой мальчик, море на твоем пути,
Тебе его вовек не перейти.
Но если хочешь, помогу его преодолеть.
О нет, спасибо, я хотел бы лучше умереть.
Каково это — быть отверженным? Быть наказанным не за преступление, а за потенциальную возможность его совершить?
Не поможет вам ни бесчестье, ни измена или отъезд в дальние страны. Вам придется себя убить.
Пусть страшен путь мой, пусть опасен,
Ещё страшнее путь тоски...
Рагнара всегда любили больше меня. Мой отец. И моя мать. А после и Лагерта. Почему было мне не захотеть предать его? Почему было мне не захотеть крикнуть ему: «Посмотри, я тоже живой!» Быть живым — ничто. Неважно, что я делаю. Рагнар — мой отец, и моя мать, он Лагерта, он Сигги. Он — всё, что я не могу сделать, всё, чем я не могу стать. Я люблю его. Он мой брат. Он вернул мне меня. Но я так зол! Почему я так зол?
Печально, но факт: чем меньше у нас денег, тем чаще мы хватаемся за бумажник.
Сэр! Это был мой бифштекс!
These are the wonders of the younger.
Why we just leave it all behind
And I wonder
How we can all go back
Right now.
Человечество напоминает альтернативный исход фильма-катастрофы: супергероев нет. Мир никто не спас.
Я охотно повторяла парадоксы, вроде фразы Оскара Уайльда: «Грех — это единственный яркий мазок, сохранившийся на полотне современной жизни». Я уверовала в эти слова, думаю, куда более безоговорочно, чем если бы применяла их на практике. Я считала, что моя жизнь должна строиться на этом девизе, вдохновляться им, рождаться из него как некий штамп наизнанку. Я не хотела принимать в расчет пустоты существования, его переменчивость, повседневные добрые чувства. В идеале я рисовала себе жизнь как сплошную цепь низостей и подлостей.
Все страны мира испортили свою красоту фабриками и фабричными городами, каждый из которых — словно ад на земле… это образ разума, наделенного властью.
Cлайд с цитатой