— Что-то привлекло твое внимание, Хеймдалль? Какие-то волнения, хаос?
— Дети, Вольштагг. Локи и парочка его человеческих друзей. Сражаются с великаном, который со взрывом отделился от мирового древа подобно комете.
— Ах, молодость! Веселое времечко! Я по этому скучаю.
— Ну и куда делось все это «ты распускаешь ручки, а я хочу работать»?
— Я расширяю свои методы.
— Кто я такой, чтобы сомневаться во врачебных решениях? Все-таки это ты у нас в умных очках.
— Так и есть! Так что снимайте всю одежду! Приказ врача!
— Кошелек! Они украли у меня кошелек!
— Новичок!... Ой, кошелек! Они украли у меня кошелек!
— Да, для бывалого ты тоже не на высоте.
— Ваше имя?
— Имя? Как меня зовут?... Д'Артаньян...
— Вы уверены?
— Нет, если оно вам не нравится.
— Вы что, никогда не видели голой девушки?
— Никогда не видел настолько... голой и настолько прекрасной.
— Вы что, видели голых уродок?
Наверное, это и есть любовь — когда ты гордишься мужчиной, с которым идешь под руку. А рядом едет на железном велосипеде маленький мальчик — продукт любви, неопровержимое доказательство, факт.
— Что вечером будешь пить?
— Вечером? Я не буду.
— Опять начинается!
— Не хочу...
— Скажи сразу — водка или коньяк?
— Уиски.
Не могу сказать, что это было такое уж захватывающее чтение, но иногда мне нравится просто созерцать черные буквы на белой бумаге: сие незамысловатое зрелище меня успокаивает, как сытный обед в июльский полдень.
От Иегуды Зискинда с улицы Милой я всегда возвращался назад ободренный. И только уже дома, лежа в постели и снова, который раз, анализируя политические события, я приходил к заключению, что выводы Зискинда абсурдны. Но следующим утром я опять отправлялся к нему, позволял себя переубедить и уходил с новой дозой оптимизма, которая действовала до самого вечера и давала мне возможность выжить.
Cлайд с цитатой