Жослен Бомон

— Месье Вольфони? Мороженое и газировка?

— Да.

— Жосс Бомон. Шпионаж и драки.

— Что здесь происходит?

— Нджала мертв. Розен мертв. Моя судьба сейчас решается.

— Отвезти тебя в Париж?

— Нет. На вашем месте я бы не стоял так близко ко мне — на линии огня.

— «Преданность» Валера...

— Ты не зовешь его Эдуардо?

— Он мне больше не Эдуардо.

— Я не хотел бить твою жену, меня Розен попросил. [Жосс бъет Фаржа]

— Я тоже тебя не хотел бить. Жена попросила.

— Ах, милый Сальваторе. Он здесь, в шкафу, под галстуками.

— В шкафу!?

— Точнее будет сказать в гардеробной. Это же номер люкс. Надеюсь он не слишком помялся, некогда было повесить его на плечики.

— Та история уже потеряла всякий смысл. За эти два года все кардинально изменилось. Изменилась политика, изменились обстоятельства.

— И я изменился, все поменялось. Кроме Нджала и секретной службы. И если убийство Нджала вчера считалось делом чести, то все также обстоит и сейчас.

— Может, и тогда это убийство было не надо?

— А вы меня убеждали, что надо!

— Почему ты такой упрямый? Я не пойму, на кого ты больше злишься, на Нджала или на секретную службу?

— Угадай.

Они убили солдатика Жослена Бомона. Заманили меня в ловушку. Сколько же всего мне нужно было внушить, прежде чем отправить на задание. Прежде, чем я положил к себе в сумку винтовку с оптическим прицелом. К примеру, что Нджала негодяй, что убить его дело чести. В то время я верил в эти идеалы, в честь, в то, что жить нужно с высоко поднятой головой. Я смотрел на мир сквозь розовые очки. Я их ненавижу.

Жанна, дорогая, я столько бед тебе принес, не хватало еще вшей. Похоже тип, который одолжил мне этот наряд, куска мыла годами в руках не держал. Минуты нежности, чесотки часы.

— Я нужен своей стране!..

— Тираны никому не нужны! Когда Вы умрёте, в стране пойдёт бурное веселье: народ будет петь и плясать на улицах и жечь Ваши чучела под кокосовыми пальмами.

— Зачем тебе пистолет, Жос?

— Затем, что мне придется пройти три метра к тебе спиной.