— Зачем тебе пистолет, Жос?
— Затем, что мне придется пройти три метра к тебе спиной.
— Зачем тебе пистолет, Жос?
— Затем, что мне придется пройти три метра к тебе спиной.
— Я нужен своей стране!..
— Тираны никому не нужны! Когда Вы умрёте, в стране пойдёт бурное веселье: народ будет петь и плясать на улицах и жечь Ваши чучела под кокосовыми пальмами.
— Я не хотел бить твою жену, меня Розен попросил. [Жосс бъет Фаржа]
— Я тоже тебя не хотел бить. Жена попросила.
— Ах, милый Сальваторе. Он здесь, в шкафу, под галстуками.
— В шкафу!?
— Точнее будет сказать в гардеробной. Это же номер люкс. Надеюсь он не слишком помялся, некогда было повесить его на плечики.
— Та история уже потеряла всякий смысл. За эти два года все кардинально изменилось. Изменилась политика, изменились обстоятельства.
— И я изменился, все поменялось. Кроме Нджала и секретной службы. И если убийство Нджала вчера считалось делом чести, то все также обстоит и сейчас.
— Может, и тогда это убийство было не надо?
— А вы меня убеждали, что надо!
— Почему ты такой упрямый? Я не пойму, на кого ты больше злишься, на Нджала или на секретную службу?
— Угадай.
Они убили солдатика Жослена Бомона. Заманили меня в ловушку. Сколько же всего мне нужно было внушить, прежде чем отправить на задание. Прежде, чем я положил к себе в сумку винтовку с оптическим прицелом. К примеру, что Нджала негодяй, что убить его дело чести. В то время я верил в эти идеалы, в честь, в то, что жить нужно с высоко поднятой головой. Я смотрел на мир сквозь розовые очки. Я их ненавижу.
Жанна, дорогая, я столько бед тебе принес, не хватало еще вшей. Похоже тип, который одолжил мне этот наряд, куска мыла годами в руках не держал. Минуты нежности, чесотки часы.
— Что здесь происходит?
— Нджала мертв. Розен мертв. Моя судьба сейчас решается.
— Отвезти тебя в Париж?
— Нет. На вашем месте я бы не стоял так близко ко мне — на линии огня.