Томми

— Алло?

— Сара, мне нужно поговорить с папой.

— Дядя Томми, сколько времени?

— Позови папу скорей скорей, тут...

— Дядя Томми? Алло?

В старом скрипучем доме жил в Бервикшире Томми,

Где на холмах зеленых вереск душистый цвёл.

Нянькиным глупым сказкам с детства не верил Томми,

Верил в ситкомы Томми, в «Рэйнджерс» и рок-н-ролл.

Томми не верил в сказки, Томми поехал в Глазго,

В пахнущий травкой кампус, чтобы шальной весной

Клясться в любви до гроба нежным зеленым глазкам

И через год с коляской в парке гулять с женой.

Вновь поселился Томми в старом отцовском доме,

Осень прошла в заботах, следом за ней зима,

А тихой майской ночью песню услышал Томми

И убежал в истоме из дому прочь, к холмам.

Весело ржали кони, вереск звенел на склоне,

Эльфы смеялись: «Томми! Томми, станцуем рил!»

Нянькиных глупых сказок Томми, увы, не вспомнил,

Он ничего не понял, он в хоровод вступил.

В залах, что под холмами, ярко горело пламя,

Ритм отбивали ноги, в сердце стучала кровь.

Сын и жена казались Томми смешными снами

Только к рассвету память к Томми вернулась вновь.

Эльфы, смеясь, как дети, вывели на рассвете

Из золотых чертогов, из колдовского сна.

Томми в лицо ударил пыльный горячий ветер,

Мчащийся по планете там, где прошла война.

Плачь на руинах, Томми, плачь о погибшем доме,

Те, кто тебе был дорог, твой не услышат крик.

Всё, что тебе осталось, — нянькины сказки помнить,

Плачь на руинах, Томми, глупый смешной старик.

Пеппи пошла вдоль по улице, одной ногой по тротуару, другой — по мостовой. Томми и Анника не спускали с нее глаз, но она исчезла за поворотом. Однако скоро девочка вернулась, но теперь она уже шла задом наперед. Причем шла она так только потому, что поленилась повернуться, когда надумала возвратиться домой. Поравнявшись с калиткой Томми и Анники, она остановилась. С минуту дети молча глядели друг на друга. Наконец Томми сказал:

— Почему ты пятишься как рак?

— Почему я пячусь как рак? — переспросила Пеппи. — Мы как будто живем в свободной стране, верно? Разве каждый человек не может ходить так, как ему вздумается? И вообще, если хочешь знать, в Египте все так ходят, и никого это ни капельки не удивляет

Любовью нельзя заниматься. Она либо случается, либо нет.

— Что думаешь?

— Что я думаю? О чем?

— Ты ведь женщина.

— Глубокомысленное замечание.

— Я не понимаю ее.

— По-твоему, самки Homo Sapiens имеют особую телепатическую связь?

— Я хочу, чтобы меня запомнили, как лучшего игрока в вышибалы. И поэтому я собираюсь выиграть олимпийские игры. От этого наш мир станет лучше, потому что другие дети тоже захотят стать чемпионами. И это станет моим наследием Миру.

— Мы все хотим оставить свой след в жизни, но не для того, чтобы преодолеть экзистенциальный кризис. Рано или поздно, Томи, ты узнаешь, что вышибалы, не олимпийский вид спорта. Наше наследие, это не то, что написано в нашем резюме, не количество нулей в банковских счетах. Это люди, которые вошли в нашу жизнь, и то, с чем мы их оставим. Мы можем знать лишь одно, сейчас мы здесь. Будем стараться изо всех сил пока мы на этой Земле. Вот, что я думаю о наследии.

— Почему его зовут Желтый Пит?

— Ты видел его зубы? Самые желтые зубы в городе! И самые гнилые!

— Точно, точно *смех*.

— Приличная девушка не пойдёт с убийцей.

— Знаешь ли, полицейские убивают, охраняя закон. Ты вводишь в жизнь наши законы. Это одно и тоже, мы просто по разные стороны забора. Ты не убийца Том, да и вообще, твоей жене нечего соваться в твои дела. Помни: никогда не приноси работу домой, от этого одни проблемы.

— Знаешь, что они должны сделать? Мы должны взять нашего Бога, а они своего. Столкнём их друг с другом, тогда на свете будет меньше убийств.

— Бог один, Толли.

— Что?

— Мусульманский Бог и Бог Христианский — это один и тот же Бог.

— Один и тот же? Ты уверен?

— Да.

— Так значит, ему молятся и те, и те... а он позволяет им убивать друг друга?

— Да.

— Я не понимаю...