Отец

Любовь — это не ограничение, любовь — это полет.

— Я не разбираюсь в машинах. Я буду очень плохим инженером, папа. Ранчо сказал одну простую вещь: «Работа должна приносить удовольствие, когда она не рутина, а в радость».

— И сколько ты заработаешь в джунглях?

— Немного, конечно, но я многому научусь.

— Через пять лет, когда ты увидишь своих друзей на шикарных машинах, ты будешь проклинать себя!

— Работа инженером не принесет мне счастья. Я не смогу простить Вас. Лучше уж я буду себя проклинать.

— Да нас люди засмеют! Будут говорить, что ты — недоучка. Даже господин Капур восторгался, что сын у меня учится в инженерном! Что он теперь подумает?!

— Не мистер Капур вешал кондиционер для меня. Не он охранял мой сон знойными ночами. И, уж конечно, не он носил меня по зоопарку на плечах. Это все ты, папа. Понимаешь, в чем разница? Мне плевать, что там думает мистер Капур. Я даже не знаю его полного имени.

В детстве мы все словно ходим по воде, по обманчиво гладкой и плотной поверхности озера, и нам знакомо то странное чувство, что в любую секунду можно вспороть эту гладь и уйти в глубину, затаиться там и исчезнуть для всех так, словно тебя никогда и не было.

Ложь — это маленькая крепость, внутри нее ты якобы в безопасности. Из этой крепости ты пытаешься управлять своей жизнью и манипулировать другими людьми. Однако крепости нужны стены, и ты их строишь. Это оправдание для твоей лжи. Будто бы ты лжешь, чтобы защитить кого-то, кого ты любишь, спасти от боли. В ход идет все, что угодно, лишь бы тебе было уютно внутри твоей лжи.

— Это платье меня полнит.

— Тебя полнит то, что ты ешь по восемь раз в день.

Прощение нужно прежде всего прощающему, оно освобождает от того, что пожирает тебя живьем, что убивает в тебе радость и способность любить в полной мере и открыто.

... потом в саду, вместо жёлтой юбки выдали розовые шорты. Нормальные женщины за такое уходят в дождь в одной ночнушке, хлопнув дверью по голове всем этим мерзавцам. Но Ляля всех простила. И обиду ничем не выдала, лишь чуть оттопыреная губа стучала по коленям.

Но мог ли ты удовлетвориться таким миром? Да и лукавить ты не горазд ещё. Перестрадав своё горе, твоё сердце с новой страстью вернулось к той заветной мечте, которая так пленила тебя верю этот день. И вечером, как только эта мечта опять овладела тобою, ты забыл свою обиду, и своё самообладание, и своё твёрдое решение всю жизнь ненавидеть меня.

... И мне нужно три жизни, чтобы искупить причинённую тебе боль.

— У нас семейный сбор!

— Какой семейный сбор? Мама уехала в Детройт!

— О! О! Я могу её заменить!

— Гадость!