— Доченька, а тебе не нравится сын дяди Гриши, таможенника?
— Он толстый!
— Доча, он не толстый, он состоятельный! А хорошего человека должно быть много.
— Доченька, а тебе не нравится сын дяди Гриши, таможенника?
— Он толстый!
— Доча, он не толстый, он состоятельный! А хорошего человека должно быть много.
Она несла свое тело с той чувственной повадкой, которая свойственна некоторым полным женщинам.
— Растолстеешь — я не виновата.
— Такое прекрасное тело, как моё, с небольшой округлостью лишь похорошеет.
— Евгений Валерьевич, у вас столько продуктов, а где это вы всё купили на сто гривен?
— Наворовал, скотина!
— Это всё я купил в столовой Верховной рады. У меня даже чек остался, если вы не верите.
— Ничего себе! А как в эту столовую попасть?
— По удостоверению, бабушка.
— По пенсионному?
— По депутатскому. У нас в Верховную раду кого попало не пускают. Особенно в столовую.
— Понятно, почему вы все так пухните там. Полгода прошло — и все как юзики.
Я целыми днями лежу на боку,
Съедаю в минуту по окороку,
Пятнадцать батонов, пятьдесят куличей
И сотню зажаренных толстых грачей,
Селедку под шубой, картошку с ботвой,
Засаленный город, сегодня я твой!
К друзьям поднимаюсь — ступеньки трещат.
Мне все очень рады и все мне кричат:
Эй, толстый!
Во время удобное и неудобное
Я ем и съедобное и несъедобное.
Я съел свиноматку и свинопапку
И даже свою меховую шапку.
Свой кожаный плащ и свои ботинки,
Бабули моей граммофонные пластинки.
И теперь в животе звучит что-то такое:
«Сердце, тебе не хочется покоя».
Лай-ла-ла-ла!
Во сне даже ем я и ем на ходу.
Я ел так и в школе и в детском саду.
И не расстаюсь я с пирожным и кексом
Даже когда занимаюсь сексом.
Смешно, но я была рада, что она набрала вес, я думала, что она заедает своё горе, а это значит, что она всё ещё меня любит, и с набранным весом ей будет сложнее кого-то найти.