— Я читаю Атланта, и Кеттлер читает Атланта, и Люси! Это какая-то эпидемия! Все читают Атланта.
— А я вышиваю, — говорит она.
— Я читаю Атланта, и Кеттлер читает Атланта, и Люси! Это какая-то эпидемия! Все читают Атланта.
— А я вышиваю, — говорит она.
— Погоди, дай мне свой номер, чтобы мы не потерялись...
— Да, конечно...
— Черт, я же не беру телефон на покатушки...
— А я не ношу с собой ручку... извини...
— Ладно, тогда скажи свой номер — я запомню. У меня хорошая память, я почти не курю траву.
— Ты не хочешь снова вернуться на большой ринг? Нью-Йорк!? Токио!? Вегас!? Что скажешь, Джо?
— Мне и здесь есть, чем заняться.
— Да, конечно. Сидеть в этой дыре и считать деньги. Дерьмо это всё!
— Мне нравится считать деньги. Особенно мои.
Что делать с этим августом мы не знали.
Забирались только на подоконник и смотрели из распахнутого навстречу вечернему солнцу окна на разлинованный длинными тенями сад. Ощущение того, что я ещё чувствую в груди вечерний ласковый свет, грело меня и чуть радовало, позволяя теплиться надежде, что не всё потеряно.
Но вот солнце пропадало за безмолвными верхушками деревьев, и приходилось смотреть правде в глаза: надежды не было.
— Никакого секса с одним парнем более одного раза/
— Против чего вы бунтовали?
— Против любви.
— Никакого секса с одним парнем более одного раза/
— Против чего вы бунтовали?
— Против любви.
Андерсина познакомила меня со своей мамой. Она, конечно, не сказала: «Знакомься, мама, это Джо, он живет в сумасшедшем доме, и я теперь буду жить с ним». Но мы вместе сходили в театр.
— На этот раз я тебе солгал осознанно...
— ?
— Чтобы сохранить твоё доверие!
— Ты мне солгал, чтоб сохранить моё доверие?!