Антоний и Клеопатра

Страна больна застоем, мнится ей,

Что исцелит ее переворот.

— Зачем я только увидал ее!

— Как можно об этом жалеть? Если бы ты ее не увидел,

То прозевал бы одно из чудес света.

Не удостойся ты этого счастья,

Пришлось бы считать, что странствовал ты напрасно.

Пока мольбы напрасные мы шлем,

Теряет ценность то, о чем мы молим.

«Однако»? Вот противное словцо.

«Однако» — смерть хорошему вступленью.

«Однако» — тот тюремщик, что выводит преступника на волю.

Давно известно:

Желанен властелин лишь до поры,

Пока еще он не добился власти;

А тот, кто был при жизни нелюбим,

Становится кумиром после смерти.

Толпа подобна водорослям в море:

Покорные изменчивым теченьям,

Они плывут туда, потом сюда,

А там — сгниют.

— Любовь? Насколько ж велика она?

— Любовь ничтожна, если есть ей мера.

— Но я хочу найти ее границы.

— Ищи их за пределами вселенной.

Как часто

Хотим вернуть мы то, что лишь недавно

С презрением отшвыривали прочь,

А то, что нынче нам приятно, вдруг

Становится противным.

Пусть будет Рим размыт волнами Тибра!

Пусть рухнет свод воздвигнутой державы!

Мой дом отныне здесь. Все царства — прах.

Земля — навоз; равно дает он пищу

Скотам и людям. Но величье жизни — в любви.

О господин мой,

Позволь тебе сказать еще два слова.

Расстаться мы должны... не то, не то!

Друг друга мы любили... нет, не то!

Ты это знаешь... Что же я хотела?..

Мне память изменила, как Антоний;

Забытая, и я забыла все.

— А что за вещь — крокодил?

— По виду он похож сам на себя. Вдоль он достигает размера собственной

длины, а поперек — собственной ширины. Передвигается при помощи собственных

лап. Питается тем, что съедает. Когда издохнет, разлагается, а душа его

переходит в другое существо.

— Какого он цвета?

— Своего собственного.

— Диковинный гад.

— Что и говорить. А слезы у него мокрые.