Будь проклята моя профессия! Лучше возить говно в бочках, чем быть на моем месте.
Александр Николаевич Вертинский
Каждая страна имеет свой особый запах, который вы ощущаете сразу при въезде в нее. Англия, например, пахнет дымом, каменным углем и лавандой. Америка — газолином и жженой резиной, Германия — сигарами и пивом, Испания — чесноком и розами, Япония — копченой рыбой.
Однажды на Тверской я увидел совершенно ясно, как Пушкин сошёл с своего пьедестала и, тяжело шагая «по потрясённой мостовой», направился к остановке трамвая. А на пьедестале остался след его ног, как в грязи оставшийся след от калош человека. Пушкин встал на заднюю площадку трамвая и воздух вокруг него наполнился запахом резины, исходившим от плаща. Я ждал, улыбаясь, зная, что этого быть не может. А между тем это было! Пушкин вынул большой медный старинный пятак, которых уже не было в обращении. «Александр Сергеевич! — тихо сказал я, — кондуктор не возьмёт у вас этих денег! Они старинные!» Пушкин улыбнулся: «Ничего. У меня возьмёт!» Тогда я понял, что просто сошёл с ума.
До сих пор не понимаю, откуда у меня набралось столько смелости, чтобы, не зная толком ни одного языка, будучи капризным, избалованным русским актером, неврастеником, совершенно не приспособленным к жизни, без всякого жизненного опыта, без денег и даже без веры в себя, так необдуманно покинуть родину. Сесть на пароход и уехать в чужую страну.
Жизни как таковой нет. Есть только огромное жизненное пространство, на котором вы можете вышивать, как на бесконечном рулоне полотна, всё, что вам угодно. Вам нравится токарный станок? Влюбляйтесь в него! Говорите о нём с волнением, с восторгом, с экстазом, убеждайте себя и других, что он прекрасен! Вам нравится женщина? То же самое. Обожествляйте её! Не думайте о её недостатках! Вам хочется быть моряком? Океаны, синие дали… Делайтесь им! Только со всей верой в эту профессию! И так далее. И вы будете счастливы какое-то время, пока не надоест токарный станок, не обманет женщина, не осточертеет море и вечная вода вокруг. Но всё же вы какое-то время будете счастливы.
Я не знаю, зачем и кому это нужно,
Кто послал их на смерть недрожавшей рукой,
Только так беспощадно, так зло и ненужно
Опустили их в вечный покой.
Осторожные зрители молча кутались в шубы,
И какая-то женщина с искаженным лицом
Целовала покойника в посиневшие губы
И швырнула в священника обручальным кольцом.
Но никто не подумал просто встать на колени
И сказать этим мальчикам, что в бездарной стране
Даже светлые подвиги — это только ступени
В бесконечные пропасти к недоступной весне!
Это все, что от Вас осталось.
Ни обид, ни смешных угроз.
Только сердце немного сжалось,
Только в сердце немного слез.
Все окончилось так нормально,
Так цинично жесток конец,
Вы сказали, что нынче в спальню
Не приносят с собой сердец.
Вот в субботу куплю собак,
Буду петь по ночам псалом,
Закажу себе туфли и фрак,
Ничего, как-нибудь проживем!
Ваши пальцы пахнут ладаном,
А в ресницах спит печаль.
Ничего теперь не надо вам,
Никого теперь не жаль.
И когда весенней Вестницей
Вы пойдете в синий край,
Сам Господь по белой лестнице
Поведет Вас в светлый рай.
С большою нежностью, ибо скоро уйду от всех,
Я часто думаю, кому достанется Ваш звонкий смех?
И нежная гамма тончайших чувств, и юного сердца пыл,
И Вашего тела розовый куст — который я так любил.
И диких фантазий капризный взлет,
И милых ошибок рой,
И Ваш иронический горький рот,
Смеявшийся над собой.
И все Ваши страсти, и все грехи,
Над безднами чувств скользя,
И письма мои, и мои стихи,
Которых забыть нельзя!
Потому что не надо срывать цветов
И в клетках томить птиц,
Потому что нельзя удержать любовь,
Упав перед нею ниц.
В синем и далеком океане,
Где-то возле Огненной Земли,
Плавают в сиреневом тумане
Мертвые седые корабли.
Их ведут слепые капитаны,
Где-то затонувшие давно.
Утром их немые караваны
Тихо опускаются на дно.
Ждет их океан в свои объятья,
Волны их приветствуют, звеня.
Страшны их бессильные проклятья
Солнцу наступающего дня...
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- следующая ›
- последняя »