Вера Камша

— Ты потерял родственника, хоть и уважаемого, но докучливого, и сам на себя не похож, а я... Я наполовину умер с Поликсеной, мне остались только море и долг. Попробуй это понять хотя бы сейчас!

— Ну, твоё высочество, ты и сравнил... Дядюшка Везелли, с которым мы грызли друг дружку лет двадцать, и незнамо что.

— Ротгер, я уважаю твою потерю...

— Не уважаешь, иначе не нёс бы чушь. Наливай, у меня руки заняты.

— Любовь — не чушь!

— Только ты, в отличие от дядюшки, ни кошки не любил. И кошку тоже не любил. Ты не знаешь, как твоя любовь чихает, как сопит во сне, как смеётся. Она ни разу не влепила тебе пощёчину, не велела надеть тёплый набрюшник, не уселась, когда ты прокладывал курс, на карту, чтобы услышать, как ей идёт новая ленточка... Ты умозрителен, а потому твои страданья — дым.

Садиться или нет? С одной стороны, они друзья, с другой – великий король может не понять.

Верность из невозможности измены — хоть мужчине, хоть знамени, хоть чести — стоит недорого.

– Сейчас нам пора возвращаться и обдумывать то, что мы видели, а потом праздновать самую длинную ночь года.

– Не спорю, – не сдержал улыбки талигоец, – с тобой вообще сложно спорить. А почему бы нам не отпраздновать ещё и Излом Эпох?

– Это хорошая мысль, – одобрил Райнштайнер. – Мы поднимем наши стаканы за всё доброе, что принесли Скалы. Я словно бы вернусь домой, потому что в Торке Излом Эпох встречают, как в древние времена. Два праздника лучше одного, ведь никто не может знать свою судьбу, начиная большую войну.

– Когда нет войны, мы знаем, что нас ждёт, ещё меньше, – не согласился Жермон. – Я двадцать лет прожил рядом с бергерами, или, если угодно, с агмами, но про другой Излом слышу первый раз.

– Это нам свойственно. – Ойген вглядывался в пылающую стену, словно надеясь разглядеть легендарные врата. – Мы помним то, чего уже нет, и редко говорим о том, чего нет ещё. Если тебе интересно, я охотно буду рассказывать.

В огне брод иногда найти можно, Рокэ – тот умудряется; в огне, но не во времени…

– Их в три раза больше, чем нас!

– Возьмите тридцать мышей и спустите на них пятерых котов.

– По Уложению Франциска комендант Олларии подчиняется королю, Первому маршалу и Высокому Совету. Где, во имя Леворукого, в этом списке церковники?

– Герцог Алва, – губы Килеана побелели точно так же, как во время приснопамятного карточного поединка, – вы прекрасно знаете, кто правит всеми нами.

– Мной лично правят Его Величество Фердинанд и герцог Рокэ Алва, а вами в данном случае правлю я.

– Ты веришь в приметы?

Дик в приметы верил, но мёртвый ворон, так и не разжавший когтей, и синеглазый человек в чёрном с непроницаемым лицом…

– Нет, монсеньор, не верю.

– Я тоже. К сожалению.

К сожалению?! Кансилльер прав, Рокэ ходит по грани безумия, если только не шагнул за эту грань. Наверное, это отразилось у Дикона на лице, а может, маршалу просто захотелось поговорить.

– Странно, что ты всё ещё полагаешь смерть страшной. Будь это знамение, я бы радовался. Ворону не справиться с золотым орланом, но этот был слишком глуп и молод, и ворон своего не упустил. Должен был умереть один, но погибли двое. Не проиграть, когда победить невозможно! Лучшей приметы нет и быть не может.

Идём, – потребовал Райнштайнер, – я помогу тебе собраться. В таком состоянии ты не можешь не забыть что-нибудь нужное, например, голову.

Почему в вишнёвом Дораке половина трактирщиков малевала на вывесках всевозможных овец, ягнят и баранов, Марсель не понимал никогда. Это казалось глупым даже глубокой осенью, а уж когда цвели сады… Дорогу заметало тёплой нежной метелью, по обе стороны громоздились живые бело-розовые облака, в которых самозабвенно пело, чирикало и щебетало. Сам Марсель тоже чувствовал себя полным Котиком. Хотелось безудержно крутить несуществующим хвостом, носиться кругами среди доцветающих вишен, от избытка чувства бросаясь на грудь всем хорошим людям с твердым намереньем немедленно облизать.

Сады расступились, галантно пропуская весёлую речку, за которой потянулись луга, но рукава виконта и гриву его коня ещё долго украшали белые лепестки. «Теплым снегом минувшего счастья».