– Арно, я был бы тебе очень признателен, если б ты одновременно со мной порезал себе левую руку.
– Кляча твоя несусветная! – Когда Валентин спятит, мир накроется кошачьим хвостом. Трёхцветным. – То есть да, режем, конечно, а зачем?
– Арно, я был бы тебе очень признателен, если б ты одновременно со мной порезал себе левую руку.
– Кляча твоя несусветная! – Когда Валентин спятит, мир накроется кошачьим хвостом. Трёхцветным. – То есть да, режем, конечно, а зачем?
– Если видишь скотину и можешь убить, никому, кроме нее, не в ущерб – убивай. Первый шаг ты сделал, дело за вторым.
– Убить? – приказ ограничиться поркой Арно бы не удивил, но чтоб такое?!
– Если сочтешь нужным и сможешь. Нет – значит, нет, твоя дуэль, тебе и решать.
– Я сильнее.
– И тебе неловко? Половина бед случается оттого, что сильным неловко прикончить сволочь, пока она кажется слабой.
– ... Несколько минут назад я себя скверно почувствовал, но, сам не понимаю зачем, заставлял себя говорить.
– Ну хоть чего-то ты не понимаешь!
Идём, – потребовал Райнштайнер, – я помогу тебе собраться. В таком состоянии ты не можешь не забыть что-нибудь нужное, например, голову.
Есть одна песенка… Как-то я играл её всю ночь, чтобы унять судьбу. Утром я увидел, что гитара в крови, но судьба продолжала смеяться, я сыграл её смех. Или плач? С этой судьбой никогда ничего не поймёшь, поэтому и приходится решать. За неё, за себя, за других.
— Ты в порядке?
— Я-то в порядке, а вот у тебя отрастают крылья. Куриные.
— Обморок — это, по-твоему, порядок?
— Будя я в обмороке, не мешал бы тебе квохтать, и вообще, господин командующий, шел бы ты командовать. Станет невмоготу, заходи убедиться, что я жив, только, пожалуйста, не раньше вечера.
Он слишком занят собственными чувствами, чтобы понять женщину. Даже испытывая на ее счет самые серьезные намерения.