— Морти, мораль истории: братан дороже дракона, сечешь о чем я?
— Ага, если он умрёт, пока вы связанны тебе тоже крышка.
— Морти, мораль истории: братан спасёт дракона.
— Давай на чистоту! Ты без конца порицал нас, вынуждая сидеть без дела посреди ****чей глухомани, только потому что так ты можешь уровнять правила, да? Ведь если ты опустишь планку пониже, то возможно сойдешь за что-то стоящие!
— Боже мой, завязывай тусоваться с Риком!
Приятель в срок мне долга не представил.
Я, намекнув по-дружески ему,
Закону рассудить нас предоставил:
Закон приговорил его в тюрьму.
В ней умер он, не заплатив алтына,
Но я не злюсь, хоть злиться есть причина!
Я долг ему простил того ж числа,
Почтив его слезами и печалью...
Живя согласно с строгою моралью,
Я никому не сделал в жизни зла.
Или вот этот вот бред с драконом: «Приведите мне самую красивую девушку, я её съем!» Это зачем? Нам назло, что ли, чтобы нам не досталось. Зачем её есть? Съешь самую толстую — её больше, она вкуснее наверняка. Главное, как он понимает, какая самая красивая? «Приведите мне самую красивую обезьяну!» Мы же даже у китайцев не разбираемся, кто там из них. Приводишь дракону самую страшную и говоришь: «Вот наша красавица!» И ему приятно, и ей.
Мораль — не перечень поступков и не сборник правил, которыми можно пользоваться, как аптекарскими или кулинарными рецептами.
— Может, остановимся? Ты выпьешь кофе, или мы плеснём воды тебе на лицо...
— Не-не, если бы я хотела быть трезвой, я б не пила.
Думаю этого здесь быть не должно. Ладно, либо это выход, либо нам остается три раза ударить каблучками и сказать «Нет места лучше дома».
Апелляция к морали и праву в научном отношении нисколько не подвигает нас вперед: в нравственном негодовании, как бы оно ни было справедливо, экономическая наука может усматривать не доказательство, а только симптом.
Cлайд с цитатой