Демельза

— Думаю, вы согласитесь с тем, что, хотя теоретически мы чтим закон, в жизни есть куда более важные вещи.

— Например?

— Дружба.

Они ехали молча.

— Закон этого не признает.

— Я и не ожидаю этого от закона. Я прошу вас это признать.

В ней нет ничего смертоносного, кроме жажды жизни. А любая жажда – вещь сама по себе опасная.

Временами сильные отбывают в мир иной, а слабые выживают.

(Иногда сильный сдастся, а слабый выживет.)

... Но главным образом потому, что в её природе было нечто, заставляющее её быть счастливой. Она такой родилась, и этого не изменить. Росс благодарил за это Господа. Сколько бы она ни прожила, куда бы ни уехала, она всегда останется такой, полной интереса к тому, что любит, и всё так же будет улучшать свое окружение, трудясь и воспитывая детей...

Будьте осторожны с законом, капитан. Он капризен и изворотлив, и его можно игнорировать полдюжины раз. Но стоит лишь вступить с ним в борьбу, как сразу выясняется, что от него так же трудно освободиться, как от черного кальмара. Имейте ввиду, я разделяю вашу точку зрения. После армейской жизни правосудие и приходские констебли раздражают; я и сам это чувствовал, клянусь...

— Люди с большими домами не всегда самые гостеприимные, да, Росс?

— Как и хорошо воспитанные не всегда обладают самыми чистыми помыслами.

Его гнев медленно угасал, не исчез, но опустился на должный уровень. Демельза не выносила его грубости. Что он сказал? Или как он это сказал? Полдарки становились весьма неприятными, когда им перечили.

... И когда эти люди в тихом морозном воздухе пели псалмы, это производило впечатление. Когда они замолкали, и перед тем, как снова начинали движение, каждый раз наступала краткая тишина, и все слышали отдаленный шум моря. В итоге мистер Оджерс обнаружил, что ему придется совершить отпевание перед лицом более трех с половиной сотен человек, заполнивших церковь и стоявших во дворике.

Именно эта неожиданная дань памяти надломила Росса. Всё остальное он перенес. Не будучи религиозным человеком, Росс не обладал внутренними силами, чтобы пережить потерю ребенка, кроме собственной уязвленной силы воли. Внутренне он восстал против провидения и сложившихся обстоятельств, но крайняя жестокость нанесенного удара наложила отпечаток на его характер, сделав его еще более жестким и упрямым.

То, что Демельза, вероятно, выживет сейчас не вызывало у него прилива благодарности. Потеря слишком ошеломила и потрясла. Когда мать ребенком брала его в церковь, он повторял псалом, в котором говорилось:

«Если вы сегодня услышите голос Божий, не упрямьтесь». Но когда умерла мать, даже когда он плакал, что-то восставало внутри, чтобы оградить его от собственной же слабости, нежности и хрупкости. Он подумал: «Ладно, я потерял её и остался один. Так тому и быть». Сегодня он вел себя то как ребенок, то как человек зрелый.

Но это странное молчаливое свидетельство уважения и любви, выказанное всеми этими простыми работягами и полуголодными соседями, на время оторвавшимися от полей, ферм, шахт, каким-то образом пробило его защиту.

— Этими моральными призывами меня в угол не загнать.

— Но моральные призывы – самая эффективная сила в мире, капитан. В Америке нас разгромили больше они, чем сила оружия.