— Господи, как ты меня бесишь, Росс. Обязательно попадаться на приманку Джорджа?
— Почему ты мне не помешала?
— Я что, сторож своему мужу?
— Это твоя задача, разве нет – быть лучшей частью меня.
— Господи, как ты меня бесишь, Росс. Обязательно попадаться на приманку Джорджа?
— Почему ты мне не помешала?
— Я что, сторож своему мужу?
— Это твоя задача, разве нет – быть лучшей частью меня.
Не нужно бояться неизбежного. Мы знаем лишь одно, Росс, мы живы! Мы здесь. Прошлое осталось в прошлом. А будущего еще нет. Оно настанет завтра! Есть только сегодняшний день, это мгновение. И сейчас, в это мгновение, мы живы и вместе. Чего еще желать? Больше и нечего.
— Я не отрицаю, что любил её. Задолго до нашей встречи она была моей первой, идеальной, недостижимой любовью.
— Поскольку я тупая, неидеальная простушка.
— Не простушка, но да — неидеальная. Человечная. Настоящая. И та ночь с Элизабет показала мне, и видит Бог, можно было и по-другому осознать, но моя гордыня и глупость не позволяла. Могу сказать одно: после той ночи, из-за неё, я понял, что если взять идеальную любовь и с низвести до неидеальной, то неидеальная окажется лучше. Моя истинная, настоящая и неослабевающая любовь — не она. Это ты.
— Хотелось бы и мне верить.
— А ты не веришь?
— В её здравый смысл — да. Но женщин часто захватывают чувства.
— Как и мужчин.
— Но какое это вообще имеет значение? Кто может утверждать, что твои предки не жили здесь прежде моих? Имеет значение только то, кто ты есть. Подумай вод над чем: чья родословная длиннее, чем у других? Разве не все мы произошли от Адама?
— Но общество смотрит на это по-другому.
— Значит, оно смотрит на это неправильно! Имени придают такое значение! Но у всех есть имена! Потому что Полдарки владеют имуществом, и Боскауэны владеют имуществом, и Данстанвилли, и Тревэнионы, и все остальные... Карны, Смиты, Картеры, Мартины и Нэнфаны... И даже Пейнтер, мы все когда-то произошли от общего предка. Кому-то повезло или он был похитрее, или имел способности, чтобы забраться выше остальных, и продолжил карабкаться наверх в течение веков, но этим он не заслужил больше похвалы или почета.
— Знаю, ты ужасно расстроился, и я ничем не могу тебе помочь. Это так меня огорчает. Я даже не могу дать тебе совет.
— Никто не может.
— Да ты его и не примешь. Верно. Нет смысла старикам говорить молодым, особенно своим детям, что они и сами через это прошли. Такое не берется в расчет. Это отражает лишь собственные переживания, ревность или потрясения. Все мы рождены одинаковыми, но при этом каждый из нас уникален, и все мы страдаем.
— ... Чем занимаешь?
Демельза чихнула.
— У наших птиц обнаружились блохи. И это совсем не радует.
— Обычное дело.
— Что ж, я выведу их черным перцем. Пока они не успели вырасти, размешаю его в теплой воде и вымою кур. Это убьет всех паразитов.
— Где ты такое узнала?
— Не помню. Утром мне вдруг пришло в голову.
— Иногда я задаюсь вопросом, не было ли у тебя другой жизни? Была ли ты только шахтерской дочкой, ставшей хозяйкой Нампары? В конце концов, откуда тебе известно о таких вещах? Про лечение «кургузого хвоста» у коровы, например. Часто даже кажется, ты не меньше Дуайта знаешь о том, как лечить хвори своих домашних.
— Ты не дала мне совет, — сказал Росс.
— Насчет чего?
— Насчет того, как мне поступить.
— Вряд ли это будет в твоей власти.
— Не полностью, разумеется, но отчасти — возможно. После смерти Харриса Паско на меня смотрят как на его преемника.
— И ты просишь моего совета? Вправе ли я его дать?
— Несомненно. Ты пострадала от Джорджа не меньше меня.
— Но разве не мужчине решать?
— Не увиливай, дорогая.
Демельза посмотрела на него.
— Я не увиливаю, дорогой. Просто не хочу в этом участвовать.
— Не участвовать в попытке обанкротить Джорджа? В давлении на банк Уорлеггана?
— Именно так, если хочешь знать мое мнение.
В молодости едва контролируемые порывы еще не ведают ограничений разума. Чувства принесли этому миру проблем не меньше, чем счастья.