— У меня был пудель Антон. Такой милый, такой верный.
— Как это понимать?
— От суки можно ожидать только собачьего юмора.
— У меня был пудель Антон. Такой милый, такой верный.
— Как это понимать?
— От суки можно ожидать только собачьего юмора.
– Вы явно не можете порвать с Джилли Стюарт. Или это еще одно наваждение?
– В своем роде да. Видишь ли, Антон, это нечто вроде ситуации с ядовитой змеей. Ты в безопасности, пока держишь ее. Отпусти ее, и… и ты мертв.
— Где вы научились верховой езде?
— Я научилась этому сама.
— А вы меня превосходите!
— Да, я знаю. И не только в верховой езде.
Обращаясь к Стефани:
— Обещаю, что не перестану драться до тех пор, пока не заставлю вас признать, что я вам ровня. По крайней мере, ровня.
— Мисс Харпер, вот мы и снова встретились!
— Надеюсь, это не войдет у вас в привычку.
— Слишком поздно. Я уже к вам пристрастился.
Наверное, было бы ошибочным полагать, что существует некий предел ужаса, который способен испытать человек. Наоборот, создаётся стойкое впечатление, что кошмар нарастает в геометрической прогрессии, когда тьма всё сгущается, ужасы множатся, одно несчастье влечёт за собой другое, ещё более страшное и безысходное, пока тебе не начинает казаться, что весь мир погрузился во мрак. И, может быть, самый страшный вопрос в данном случае таков: сколько ужаса может выдержать человеческий рассудок, оставаясь при этом здоровым и твёрдым? Понятно, что в самых ужасных событиях есть своя доля абсурда в стиле Руба Голдберга. В какой-то момент всё начинает казаться смешным. Видимо, это и есть та поворотная точка, когда чувство юмора принимается восстанавливать свои позиции.
Ну можно ли представить мир без шуток?!
Да он без шуток был бы просто жуток!..
Когда на сердце холод, страх и тьма -
Лишь юмор не дает сойти с ума!..