— Среди людей живём, Валя!
— Это вот — это люди? Твари! Это вот это люди?! Это вот это люди?! Дерьмо! Все! Ничтожества!
— Среди людей живём, Валя!
— Это вот — это люди? Твари! Это вот это люди?! Это вот это люди?! Дерьмо! Все! Ничтожества!
Ты знаешь, как я с женой развёлся? Я домой пришёл под утро, однажды, ночью. Ну ночевать не пришёл. Ничего особенного, встретил — одноклассники, друзья: посидели, выпили, преферанс. Вот... Домой вернулся, а она ничего не спросила, а я ничего не объяснял. А через неделю или, может быть, через две она сама домой ночью не пришла. Причём, она у мамы была, у моей, позвонила, ночью, чтобы я не волновался. Вроде как в отместку. А на другой день мы развелись. Потому что... мне можно, а ей нельзя. И в жизни также. Одним что-то можно, а другим нельзя!
Каково это — быть отверженным? Быть наказанным не за преступление, а за потенциальную возможность его совершить?
Рагнара всегда любили больше меня. Мой отец. И моя мать. А после и Лагерта. Почему было мне не захотеть предать его? Почему было мне не захотеть крикнуть ему: «Посмотри, я тоже живой!» Быть живым — ничто. Неважно, что я делаю. Рагнар — мой отец, и моя мать, он Лагерта, он Сигги. Он — всё, что я не могу сделать, всё, чем я не могу стать. Я люблю его. Он мой брат. Он вернул мне меня. Но я так зол! Почему я так зол?
Висит на стенке у меня на гвоздике, как встарь,
Напоминая детства дни, бумажный календарь.
Страниц оторванных листки не вклеить в жизнь назад…
Так много черных чисел в них, так мало красных дат.
Чем объяснить такую странную привязанность вещей к человеку, заставляющую их возвращаться, хотя бы им удалось так ловко обмануть его бдительность…
Все страны мира испортили свою красоту фабриками и фабричными городами, каждый из которых — словно ад на земле… это образ разума, наделенного властью.