Лучше быть любимой в чужих руках,
Чем опять бросаться к твоим ногам, прощай…
Лучше быть любимой в чужих руках,
Чем опять бросаться к твоим ногам, прощай…
Всё не спится мне… ни утром, ни ночью.
И помочь не может мне ничего.
Не пророчить бы ему, не пророчить
всё, что вижу на дороге его.
Про бессмысленность понтов и гламура,
пустоту души в фальшивом раю,
не пророчить и про те поцелуи,
что сведут его свободу к нулю.
Промолчать бы… Жизнь – его. Выбор – тоже.
Пусть идёт, раз не сумел разглядеть.
Ты вот только береги его, Боже…
Скоро ведь уже захлопнется клеть…
Будет птицей биться в прутья, до крови,
а ко мне уже не сможет прийти.
Заслонить его своею любовью
не смогу уже. Хоть ты защити!
Помоги ему разжать эти прутья.
Пусть летит! Пусть не ко мне. ОТ неё.
От фальшивки до любви и до сути.
Отпусти его! Пускай поживёт.
— Давай больше не будем видеться друг с другом. Я бросаю тебя.
— Ты и я... не можем быть даже друзьями?..
— Я думал, что уже говорил. Со мной не получится быть «друзьями». Для меня ты всегда будешь девушкой, в первую очередь. И до сих пор остаешься. И с этого момента... Ты — моя первая любовь. Давай не будем здороваться, если столкнемся друг с другом. И перестанем общаться. Даже в будущем, не будем вспоминать и делиться ностальгией о прошлом.
Подумайте, что может быть ужаснее, как любить и не быть любимым!
Но кто бы решился смутить такую ясноглазую милочку? Упоминал ли я где-нибудь, что её голая рука была отмечена прививочной осьмеркой оспы? Что я любил её безнадежно? Что ей было всего четырнадцать лет?
Слышишь, мы увидимся снова
на пепелище нашего дома.
Прости меня за то, что ты любима.
Ведь я простил за то, что не любим.
Пусть плачет дождиком апреля ива,
И вьётся сизый от кальяна дым.
Мне говорят, что дальше будет легче,
Я улыбаюсь... легче без тебя?
С листвой, как в сентябре, играет ветер,
Весна проспала, и они блудят.
И шепчет слякоть вязким шептом ночи,
А я шепчу ей, больше некому шептать...
Что, может, я люблю тебя не очень?
А я ей, что нельзя не очень, ***ь...
Прости меня за то, что ты любима.
Ведь я простил за то, что не любим...
Сожги мой крик в тишине.
Забудь мой образ, прошу...
Я не хочу быть как все
Забудь меня, я ухожу.
Он позвонил неожиданно,
сказал, что сегодня не может.
Она соскребла обреченно с ног блестящие туфли,
сняла с шеи золотую цепочку
и долго смотрела, как звенья ее играли друг с другом,
переливаясь улыбками,
держась обручально одной тесной связью.
— Я люблю его.
Он, по всему, другую.
Та — своего идеального мужа,
муж — любовницу.
Инстинктивно
все любят не тех.
Пора выходить из круга.
Порвала она драгоценную нить легким усилием.
Все расставания в этом мире начинаются со слова «здравствуй».
Она подняла на него свои кристально чистые, кричащие от боли, изумрудные глаза и невольно всхлипнула, в попытке взять себя в руки, но каждая мысль, приходившая в ее светлую голову отдавалась глухой болью в груди, не позволяя этому случиться. Он безучастно продолжал смотреть на подрагивающие нежные плечи, на вздымающуюся от глубоких вздохов грудь, на порозовевшие от гнева или горечи щеки, на резкие покусывания нижней губы, ставшей оттого совсем алой и прекрасно припухшей. Она манила к себе всем своим существом, желание прильнуть к припухшим губам и провести пальцем по мокрым ресницам было таким невыносимым, что буквально причиняла ему физическую боль. Борясь с самим собой, он сжал кулак, собрав в него всю свою волю и с усилием оторвал взгляд от любимого лица, обрамленного смертельной печалью.
— Мы не можем быть вместе, — выдавил он из себя, чувствуя, как ком подползает к горлу. Она с надеждой взглянула на него, приоткрыв рот в попытке задать вопрос, сводивший с ума их обоих в равной степени, но он опередил ее, резко и безжалостно проводя пятью словами по открытой, обнаженной душе девушки. — Нет, я не люблю тебя.