Давайте негромко,
Давайте вполголоса,
Давайте простимся светло.
Неделя, другая,
И мы успокоимся,
Что было, то было, прошло...
Конечно, ужасно,
Нелепо, бессмысленно,
Ах, как бы начало вернуть.
Начало вернуть
Невозможно, немыслимо.
Ты даже не думай, забудь.
Эти стихи, наверное, последние,
Человек имеет право перед смертью высказаться,
Поэтому мне ничего больше не совестно.
Советская власть возвела эти дома, завезла в них людей, а потом вдруг взяла и кончилась. Было в этом какое-то тихое «прости».
Странным, однако, казалось вот что – эпоха кончилась, а люди, которые в ней жили, остались на месте, в бетонных ячейках своих советских домов. Порвались только невидимые нити, соединявшие их в одно целое. А потом, после нескольких лет невесомости, натянулись по-другому. И мир стал совершенно другим – хотя ни один научный прибор не мог бы засечь этих нитей. Было в этом что-то умопомрачительное.
— Простите... Я немного увлечен... Но быть осмеянным?
— Но в чём?
— В моей любви.
— Но кем же?
— Вами. Ведь я же не слова... я то, что за словами... Всё то, чем дышится... бросаю наобум... Куда-то в сумрак... в ночь...
These are the wonders of the younger.
Why we just leave it all behind
And I wonder
How we can all go back
Right now.
[...] это был один из лучших дней в моей жизни; день, который я прожил не думая о жизни.
Others because you did not keep
That deep-sworn vow have been friends of mine;
Yet always when I look death in the face,
When I clamber to the heights of sleep,
Or when I grow excited with wine,
Suddenly I meet your face.
Cлайд с цитатой