Наша пропаганда изображала беглеца таким исчадьем ада, что даже имя «Нуриев» вслух произносить советские люди боялись. Любая форма общения с несравненным танцором грозила самыми мрачными невыправимыми последствиями. Через десятилетия вообразить это нелегко. Но вы поживите тогда, а не теперь, смелые люди...
Побег от себя похож на побег от неба. Можно возвести стены, загородится потолком, но оно как было над твоей головой, так там и останется. Точно так же в играх с собственной душой, можно вырастить любые иллюзии, разбить все зеркала, но твое лицо все равно останется прежним.
Философия учит нас подвергать сомнению даже то, что кажется самоочевидным. Пропаганда же, напротив, предлагает считать самоочевидным то, над чем следовало бы задуматься, в чем было бы разумно усомниться.
Кандагарцы, кандагарцы...
Мы теперь зовемся так.
За три дня все стали старцы
И познали жизни смак.
Стены белые, крутые,
А в зените — солнца диск.
Здесь законы все иные,
Ходят рядом смерть и риск.
Гул родного самолета
Снится, снится по ночам.
Нелегка была работа,
Всех труднее было нам.
Все вокруг чужие лица,
Только камень да песок.
Бесполезно драться, биться,
Шаг шагнешь — тебе в висок.
Сердце пойманною птицей
Бьет по клетке по грудной,
И мерещится зарницей
Край зеленый, край родной.
I run away
Through the dark and empty space
Where the wind will erase your memory
Here in the black there is no turning back
It's the only place where I can get away.
Выходит, что как художественный фильм — в вакууме, «Движение вверх» никчемен, а идея его мракобесна. Но что же про историчность, о которой так много заявляли авторы и которую требовали от комедии «Смерть Сталина»? Именно в историчности как раз и кроется самое ужасное скотство авторов, и не надо рассказывать про то, что фильм не будет ассоциироваться с реальностью, с такой бесконечной пропагандой, будет, еще как! И скотство заключается даже не в том, что они сняли про совершенно иное событие, а в том, что они подают победу 72 года как чудо и мегаслучайность, причем не только в своем кино, но и в своих репортажах.
Как известно, Лаврентию Берии поставляли на дом миловидных старшеклассниц. Затем его шофер вручал очередной жертве букет цветов. И отвозил ее домой. Такова была установленная церемония. Вдруг одна из девиц проявила строптивость. Она стала вырываться, царапаться. Короче, устояла и не поддалась обаянию министра внутренних дел. Берия сказал ей:
— Можешь уходить.
Барышня спустилась вниз по лестнице. Шофер, не ожидая такого поворота событий, вручил ей заготовленный букет. Девица, чуть успокоившись, обратилась к стоящему на балконе министру:
— Ну вот, Лаврентий Павлович! Ваш шофер оказался любезнее вас. Он подарил мне букет цветов.
Берия усмехнулся и вяло произнес:
— Ты ошибаешься. Это не букет. Это — венок.
I find it hard to tell you how I want to run away
I understand it always makes you feel a certain way
Оскароносный режиссер строит весь фильм на эмоциях, однако при этом как огня избегает щекотливых тем. У него все очень просто. Мол, вот это мы — хорошие парни, а там они — враги, злые уроды. Нет, можно конечно попинать мирных жителей, но только немного, совсем чуть-чуть, для реализма. Но чтобы там отбомбиться по госпиталю, расстрелять очередную свадьбу или базар, пофотаться с трупами или с флагами СС, это не про нас. Наоборот, если кто-то убьет мирного жителя, придется отвечать по всей строгости закона. На практике, это три дня тюрьмы за убитого, а если повезет, то вообще можно нар избежать. Но зачем об этом заикаться, правда?
Cлайд с цитатой