В тёмном двадцатом веке
С чёткой вывеской «Сталин»
Совесть была в человеке,
Если пьяницей стал он.
В тёмном двадцатом веке
С чёткой вывеской «Сталин»
Совесть была в человеке,
Если пьяницей стал он.
Долг журналистов – нынешних, грядущих —
усовестить народ и власть имущих.
Может, можно отмолчаться,
не переча, не дерзя,
от высокого начальства,
а от совести нельзя.
Запах лжи, почти неуследимый,
сладкой и святой, необходимой,
может быть, спасительной, но лжи,
может быть, пользительной, но лжи,
может быть, и нужной, неизбежной,
может быть, хранящей рубежи
и способствующей росту ржи,
все едино — тошный и кромешный
запах лжи.
Усталость проходит за воскресенье,
Только не вся. Кусок остается.
Он проходит за летний отпуск.
Только не весь. Остаётся кусочек.
Старость шьёт из этих кусков
Большое лоскутное одеяло,
Которое светит, но не греет.
Скорее рано, чем поздно, придётся
Закутаться в него с головою.
Уволиться, как говорится, вчистую.
Без пенсии, но с деревянным мундиром.
Уехать верхом на двух лопатах
В общеизвестный дом инвалидов,
Стоящий, вернее сказать, лежащий
Ровно в метре от беспокойства,
От утомления, труда, заботы
И всяких прочих синонимов жизни.
Он знает, что ему пора, но упорно держится за наш мир и за меня. И, боюсь, не уйдет до тех пор, пока не решит, что его совесть чиста. Беда в том, что совесть редко успокаивается.
Может быть, совесть — источник морали. Но мораль никогда ещё не была источником того, что по совести считают добром.
Я обнадёжен и утешен
старинным символом, простейшим -
восходом солнышка.
Оно
восходит так же, как давно.
Восходит, как в младые годы,
а в молодые те года
не замечал я непогоды
и собирался жить — всегда.
Покупая правду,
Продавая ложь,
Угрызеньем совести,
Сердце не тревожь.
Помогаю бедным,
Отмываю миллиарды,
Меньше знаешь – крепче спишь,
Какой вам нужно правды?
Это следователь Джек Мозли, жетон 227.
Я так понимаю, это будет мое завещание. Оно предназначено для Дианы.
Завтра, когда все будет позади, к тебе придут люди, чтобы обсудить случившееся. Они расскажут тебе, как все было, Диана. Но это будет неправда. Поэтому, я надеюсь, что ты получишь эту запись.
Я пытался поступить по совести.
Завяжи меня узелком на платке.
Подержи меня в крепкой руке.
Положи меня в темь, в тишину и в тень,
На худой конец и про чёрный день,
Я — ржавый гвоздь, что идёт на гроба.
Я сгожусь судьбине, а не судьбе.
Покуда обильны твои хлеба,
Зачем я тебе?