Александрина Бобракова

— А что такое звёзды? – поинтересовалась девушка, широко распахнув глаза и приготовившись внимательно слушать.

— Это такие маленькие лампочки, которые каждую ночь зажигаются на небе. Некоторые из них давно уже погасли, но об этом мы узнаем спустя миллионы лет. А вы разве никогда не видели звёзды? – сказал парень, удивляясь тому, как такое вообще может быть.

— Нет, не видела, но очень бы хотела. Судя по вашему рассказу, они такие же, как люди. Человек тоже гаснет, но оставляет свой след, который исчезает лишь спустя многие столетия. А звёздам не одиноко на небе? Ведь они совсем одни в темноте, — ответила незнакомка, удивляя собеседника своими рассуждениями.

— Нет, им не одиноко, ведь они видят всех нас, наблюдают за тем, как складываются судьбы людей и освещают достойным дорогу, — соврал Адам, чтобы не расстраивать девушку. На самом деле он считал звёзды очень одинокими, ведь их хоть и много, но все располагаются порознь друг от друга. И, правда, как люди.

— Я бы хотела стать звездой. Это же так чудесно, быть для кого-то источником света во тьме. А вы бы хотели? – задала вопрос она, откидывая шелковистые волосы за спину.

— Нет, я бы хотел быть тем, кому светит звезда, ведь если все станут источниками света, то некому будет освещать путь, и мы погаснем, — признался парень, наблюдая за тем, как меняется выражение лица девушки.

— Так вот почему некоторые звёзды погасли, они просто потеряли своего человека и решили, что больше нет смысла существовать? – расстроено спросила она.

— Нет-нет, они погасли, потому что исполнили свою миссию и, наконец, смогли уйти на покой, — ободрил Адам, пожалев, что заговорил о грустном. Он хотел всегда видеть на лице этой незнакомки лишь улыбку.

0.00

Другие цитаты по теме

Вселенная — мир, полный чудес. Я готов часами лежать и смотреть на небо. Столько звезд. Столько тайн. Но есть одна особенная звезда, глядя на нее, я вспоминаю об одном особенном человеке...

Легко быть пацифистом, когда нет войны, но сможешь ли ты не очернить свои руки, когда захотят убить того, кто тебе дорог?

Мне нет места ни в сердце твоем, ни в душе,

А ведь раньше казалось иначе.

Поражал ты меня речевыми клише,

Говорил: «Только слабые плачут».

Я не ангел и точно уж не идеал,

В мире множество девушек лучше,

Но зачем ты жестоко меня унижал

Смерчем слов неприятных и жгучих?

Я любила, прощала и вечно ждала,

Свято верила, ты изменишься.

Помолчи, знаю я, что была не права,

Только заново ведь не родишься.

Путеводной звездой

Буду рядом с тобой,

Освещу этот тёмный обитель,

За тебя рухну вниз,

За тобой на карниз,

Ты не друг мне, ты мой повелитель.

Вырвешь сердце опять,

Сколько можно страдать?

Хочешь крови моей, хочешь слёзы…

Так бери, я стерплю,

За тебя, хоть в петлю,

Лишь бы сердцу зимой не замёрзнуть.

Помните, мы говорили про звёзды? На небе кроме них есть газовые гиганты, которым не хватает массы, чтобы стать звёздами. Так вот это я, мне не хватает значимости, чтобы стать для вас лучом света. В этом моя вина, и это меня убивает.

У ті часи, страшні, аж волохаті,

коли в степах там хто не воював, -

от їй хотілось, щоб у неї в хаті

на стелі небо хтось намалював.

Вона не чула зроду про Растреллі.

Вона ходила в степ на буряки.

А от якби не сволок, а на стелі -

щоб тільки небо, небо і зірки.

Уранці глянеш -

хочеться літати.

В те времена кошмаров, прям косматых

Когда в степи там кто не воевал, -

Хотелось ей, чтоб прямо в хате

Над головою небо кто создал.

Не привелось ей слышать о Растрелли.

Она «на свёклу» лишь ходила в степь.

О, перекладина, что над постелью –

ей лишь бы небо в звездах.

Чтоб утром только глянуть

И в мечтах взлететь.

— Ну что? Куда сегодя?

— Не надоел я вам, за месяц?

— Ну что вы. Нет.

— Ну тогда давайте пропустим лет эдак семнадцать. Это будет тысяча девятсот семьдесят пятый. Лето, август.

— Господи Боже, шо ж со мной будет? Я уже буду замужем? Или даже вдова?

— Сударыня, я не гадалка.

— Ну немножко. Шо вы молчите? Так да или нет?

— Нет. Тогда нет.

— А шо вдруг?

— Я не гадалка, я пророк. Мне, например, будет семьдесят — это я точно знаю.

— Ой, будет ли?

— Будет-будет, сумасшедшие живут долго, тем более со справкой.

Пусть стены круты, башни стройны

И ослепительны огни;

Пусть льют потоки крови войны;

Пусть переменны наши дни;

Пускай кипят, звенят, трепещут,

Грохочут гулко города;

Пусть время неумолчно плещет, —

Ты надо всем горишь, звезда!

Прости мне, свет иной основы,

Неизменяемых начал, —

Что я тебя в борьбе суровой

Так безрассудно забывал.

Единственное она знала наверняка: миром правят не деньги, не любовь и даже не похоть. Миром правит сила. Она достаточно находилась в подчинённых для того, чтобы не хотеть больше возвращаться в «рабство». Теперь она была сильной, теперь она правила.

Новый год. На небе звёзды,

как хрусталь. Чисты, морозны.

Снег душист, как мандарин

золотой. А тот — с луною

схож. Пойдёшь гулять со мною?

Если нет, то я один.

Разве могут нас морозы

напугать? Глотают слёзы

вдоль дороги фонари,

словно дети, с жизнью в ссоре.

Ах, не видишь? Что за горе -

ты прищурившись смотри.

Только ночью Новогодней,

друг мой, дышится свободней,

ты согласна? Просто так

мы пойдём вдоль улиц снежных,

бесконечно длинных, нежных.

И придём в старинный парк.

Там как в сказке: водят звери

хоровод — по крайней мере

мне так кажется — вокруг

ёлки. Белочки-игрушки

на ветвях. Пойдём, подружка.

Улыбнись, мой милый друг.