Max Payne

Другие цитаты по теме

Взгляни — стоп! Ты слышишь меня?!

Смотри — стоп! Это смотрит в глаза.

Тебе стоп!.. Наивное беспечное детство

Далёкое забытое место,

Оно никогда не покинет тебя,

Оно чище, чем воздух снег и вода.

Оно никогда тебя от себя не отпустит,

С годами добавляя грусти,

Но детство не знает про первую любовь,

А первая любовь словно первая кровь.

Та, что часто ранит словами, но время лечит раны,

Только шрамы навсегда оставляет.

И детство не знает, что такое война,

А война — это слёзы кровь и беда,

И никто войны не хочет,

Но только пули в детей попадают.

Война, как и любовь, забирает тебя без остатка.

Неслышанное:

«Ты моя — навеки!..»

Несказанное:

«Я тебя ждала…»

Мне место — там, среди полей,

Где падают бойцы

И для забавы королей

Плодятся мертвецы!

Мне долг велит лететь туда,

Всем сердцем рваться в бой,

Да только сердце — вот беда —

Украдено тобой!

Братская любовь, даже самая сильная, не защищает от пуль или смертельного газа.

Когда любовь — это путь, мы сложим наши мечи и щиты, чтобы больше не предаваться войне.

На свете девушка жила.

Она любила, как могла,

Любила парня одного,

Его — и больше никого.

Но в мире грянула война,

И разлучила их она.

Ушёл любимый на войну,

Оставил девушку одну.

Я знаю, что ночи любви нам даны

И яркие, жаркие дни для войны.

Да здравствует любовь и да погибнет война и все ее отродье!

Да, любовь – это болезнь, вы правы. И чаще всего она напоминает глупую гонку за своей собственной фантазией, и эта иллюзорная погоня полна мучительной похоти, драматизма, и в итоге оборачивается чередой жесточайших разочарований, в которых пламенная страсть оборачивается холодной ненавистью и изменами, я знаю это. Но я знаю так же солдат, которые без рук, без ног, с ползущими за ними кишками, зубами рвали врага, потому что их ждали дома любимые женщины. Я прошёл с ними через 17 больших сражений, и я знаю, чьи имена они выхаркивают, когда я без обезболивающего по живому шью им раны и когда их зубы крошатся от невыносимой боли, я знаю, какие слова выташниваются из них вместе с кровью, когда я без наркоза отпиливаю им загангрененные ноги и руки, я знаю, на кого они молятся и кого зовут, когда лежат, вывернутые наизнанку, на моём залитом кровью операционном столе. Они зовут своих женщин. И только потому и выживают, что эти женщины в их задымленном болевым шоком сознании приходят к ним, приходят и поют им песни о любви и кладут им руки на головы, и те выживают не потому, что я хороший врач, а потому, что им есть, за что держаться в этом аду.