Елизавета Дворецкая. Ветер с Варяжского моря

Другие цитаты по теме

Вышеслав едва удержался от того, чтобы не сжать голову руками, заткнуть уши, никого не слушать и навсегда забыть обо всём об этом. А он, дурной, ещё мнил, будто хорошо князем быть — знай себе бейся в поле, раздавай добычу да слушай песни на пирах! Ни одна битва ещё не давалась ему так тяжело, как полмесяца княжения. Княжья шапка оказалась тяжелее каменной жертвенной чаши, которую он однажды видел по пути сюда на священном месте чудинов. Вот как с этой чашей на плечах он и прожил эти полмесяца. И врагу своему он не пожелал бы такого. Ой, хоть бы знать теперь, кто ему враг, а кто друг!

Они помнят о смерти, неизбежно стерегущей каждого, одного раньше, другого позже, одного на поле битвы, другого дома или в пути. И нет смысла прятаться за чужие спины в надежде уберечься от неё. Она достанет любого и везде. И честь мужчины в том, чтобы встретить её достойно.

В глазах Загляды, в румянце на щеках, в каждой чёрточке её лица светилось такое счастье, какого напрасно добивался от неё Вышеслав. И может быть, способность испытывать эту радость, чистую, как блеск солнца на берёзовых ветвях, и делала Загляду краше и милее даже высокородной красавицы и умницы Прекрасы.

Немного успокоившись, Загляда убеждала себя, что Тормод жив, только ранен, и это удавалось ей легко. Мысль о его гибели была слишком страшной, душа и сознание Загляды не принимали её.

Перед взором её то и дело вставало лицо Снэульва, заслоняя всё иное. Образ его был для Загляды как драгоценный камень, спрятанный в тайниках души и освещавший для неё всё вокруг.

У каждого свой путь, – тоже со вздохом сказал Тормод. – И человек может только одно: пройти его достойно.

Не умея заглядывать вперёд, он не думал о возможных опасностях и поэтому казался храбрецом.

Оглядываясь, Загляда вздохнула почти счастливо – она снова была дома, всё встало на свои места. Только вот матери больше нет здесь и не будет, у очага хлопочет одна Зиманя, и голоса матери больше не раздастся среди общего гомона. Но Загляда сдержала печаль, готовую снова стиснуть её сердце, не заплакала, а улыбнулась, встретив озабоченный взгляд Тормода. Время идет и собирает свою дань, ничто и никогда не будет так, как было. И нечего плакать – надо жить.

Незнакомый викинг, на дворе у Середы связавший ей руки, сейчас казался ей менее противен, чем Снэульв. Викинг был просто врагом – Снэульв был предателем. Вид его, голос, ещё годня утром любимый, теперь был ей страшен. Она боялась его, как боялась бы вставшего мертвеца.

Сейчас он почти ненавидел Загляду, но не мог так просто отказаться от неё. Ненависть родилась из той боли, которую она ему причинила, а болит только живое.