Вечное сияние чистого разума (Eternal Sunshine of the Spotless Mind)

Другие цитаты по теме

Душа ребенка — чистая доска.

По ней сперва родители ходили,

А после — воспитатели следили...

Непонятая взрослыми тоска,

Затасканная нормами житейства,

Мальчишку развращала в старика.

И чья-то недалекая рука

Премудростям учила фарисейства.

Ребенок рос и жгла его тоска,

Ломал с досады пахнущую ветку

И все грозился мир привлечь к ответу

И что-то первозданное искал...

Вопрос: Так как соединение духа с телом бывает полным только после рождения, то можно ли считать, что зародыш не имеет души?

Ответ: Дух, который должен одушевить его, существует некоторым образом вне его; следовательно, строго говоря, он не имеет души, потому что воплощение ещё не совершилось; но он связан с душой, которая должна его одушевить.

Душа входит в младенца с первым вздохом.

Как радостна участь невинного сосуда. Забывая мир забытого мира. Вечное сияние невинной души. Каждый будет понят и каждому воздастся по делам его.

— Это дитя было особенным, правда?

Я промолчала. Наверное, он говорит это всем.

— Среди нас, смотрителей могил, уже давно живет легенда про ежевику. Она выбирает души, чтобы их охранять. Особенные души.

И действительно, казалось, что листики ежевики прикасались к надгробию, словно обнимая его.

— Удивительно, как метель не уничтожила этот маленький побег. Особенный.

Да, благодаря этому чудесному спасению в подвале, я заново научился волшебству. Я продолжал слушать мамины истории на ночь, но уже заказывал сны себе сам, проживая в них другую реальность. И когда сказка прорывалась из сна в мой день, я уже умел многое. Например, собирал золотую пыльцу с осенних кленовых листьев и переплавлял ее в золото. Все новые монетки я старательно начищал пастой ГОИ и любовался отблесками фантазии, превратившей обычные копеечные медяки в золотые дублоны, сложенные в пиратский сундук. Тысяча чертей и бочонок рома! Мне было весело, когда сундук — пустой коробочек от спичек, — наполнялся монетами. О, какая это была радость! Приходил черед новой сказки, окрашенной в золотисто-рыжие тона. Осень была в любое время года, потому что все золотое было неразменным богатством внутри меня. И это богатство никто не мог отнять — так же, как невозможно отнять у ребенка мечты или у взрослого желание быть счастливым. В любом возрасте можно быть волшебником. Взрослому для этого нужно хотя бы на время превратиться в ребенка, а ребенку — не пускать в себя «взрослые» страхи. Взрослые часто бояться освобождения от тревог, порожденных житейской суетой. Эти тревоги сдавливают бесконечную душу, загоняют ее в клетку — пусть даже из чистого золота, — заставляют страдать, но постепенно душа привыкает к неволе, как птичка к своей клетке. Привыкает к клетке и душа. И когда ее выпускают на волю, она боится сделать первый шаг. Свобода ей кажется клеткой, а тюремная клеть свободой. Взрослому труднее стать волшебником. Почти невозможно. Только в очищенное сердце может явиться этот дар.

Когда Вы видите чью-то душу, отраженную в глазах, это — красота. Моя подруга однажды спросила меня: «Когда мне будет 50 и кожа сморщится, ты все еще будешь думать, что я красива?». Я ответил: «Даже сильнее прежнего, потому что в каждой морщине я буду видеть жизнь, которую я разделил с тобой. Каждая морщина будет доказательством детей, которых мы родили и моментов, которые мы накопили в наших жизнях».

Votre âme est une enfant que je voudrais bercer

En mes bras trop humains pour porter ce fantôme,

Ce fantôme d'enfant qui pourrait me lasser,

Et je veux vous conter comme un bon Chrysostome

La beauté de votre âme aperçue à demi

Autant qu'on peut voir une monade, un atome.

Votre âme est dans la paix comme cloître endormi.

Des larrons useront de plus d'un stratagème

Pour ouvrir le portail qui forclot l'ennemi.

Какой бы трудной и даже трагичной ни была жизнь ребенка, он всё равно радуется ей и постоянно находит поводы для радости. Возможно, потому, что ему пока не с чем сравнить, он ещё не знает, что может быть как-то иначе. Но, скорее всего, всё-таки потому, что детская душа ещё не успела зачерстветь, покрыться защитным панцирем — и более открыта добру и свету, чем взрослая.