Я была совершенно уверена, что Тристену снилась Бекка. Да, это были страшные сны. Но в тот вечер я завидовала подружке даже из-за того, что она являлась ему в кошмарах. А я разве когда-нибудь кому-нибудь приснюсь, хоть в приятном сне, хоть в кошмаре?
Мы с Тристеном были так далеки друг от друга... но каким-то странным образом мы становились ближе. Он меня не вожделел, но между нами появилась некая связь. Связь, основанная на кровопролитии и бедах.
Жаль... всего было жаль... например, того, что у нас был всего лишь один поцелуй, и тот оказался испорчен, украден у нас. У меня.
Так вот чего не хватает в моей работе! В глазах! Тьмы, которая, я знаю, проскальзывает иногда. Но ее просто не могло быть на прошлогоднем портрете, его сняли еще до того, как убили отца... еще до того, как на меня стала наваливаться настоящая чернота, когда я узнала, что отец меня обокрал.
Не думаю, что кому-то было бы интересно увидеть ее в картине? Мою потерю и мою злость... они отвратительны. Разве нет? Это та часть меня, которую надо не только скрывать, от нее надо избавиться.
Закрывшись в комнате, я дала волю слезам, но старалась плакать потише, уткнувшись лицом в подушку, пока в дверь не постучала мама и не сказала мне «до свидания». Услышав, как закрылась входная дверь, я начала реветь в голос. Не помогло. Может, дело в том, что в последний год я плакала слишком часто и слезы перестали приносить былое облегчение. Свою злость и боль я точно не выплакала.
— Это был всего лишь сон, да? — её голос звучал тихо, а на лице отразилась то ли грусть, то ли сожаление.
— Не знаю, что ты имеешь в виду, но, когда я пришел сюда, — он тяжело вздохнул, — Ты сидела здесь, приложив пистолет к виску.
И время наступит вспоминать наши сны.
Засыпаем под утро, пока мысли терзают виски.
И время наступит вспоминать наши сны.
Засыпая на сутки мы проснёмся с приходом весны.
Как нищие слепцы, мы тычем палкой
в сухой колодец обмелевших снов
и ждём напрасно, что случится чудо.
И спать — не сплю,
И не встаю с постели,
А рассветёт -
Любовная тоска
И долгий, долгий дождь...
Голова-маятник качнулась из стороны в сторону, зациклившись на одном движении. Красивые продолговатые пальцы сдавили край простыни. Стройная фигура содрогнулась в лихорадочном вдохе, светлые, наполненные слезами глаза широко распахнулись. Тень прошлого медленно растворялась в утреннем свете, постепенно наполняющем просторную комнату. Кошмар, только что пережитый ею, все еще тянул костлявые пальцы к изящной тонкой шее, не думая расставаться со столь сладкой добычей. Страшный темный мир, неизвестный ей доселе, тот мир, в глубине собственного сознания, который поглотил ее с головой, не желая отпускать в реальность, казался единственным истинным. Судорога пробежала по коже, изводя болью и нагоняя еще больший страх, словно попытка вернуть сознание во мрачный сон, охвативший каждую клеточку ее тела. Нежно лаская прозрачную ткань, свет зари залил комнату, отогнав мрак, поселившийся в душе за ночь, и очищая разум и чувства. Но она знала. Знала, что страшный сон вернется вновь следующей ночью.
— Томми, нам дали худшую работу.
— Да, а мы еще и сами вызвались... Иногда это длится целую ночь... Я лежу здесь и слышу лопаты и кирки... за стеной, там. И молюсь, что солнце взойдет раньше, чем они докопают. Нет, я не молюсь — я надеюсь. И иногда получается — солнце побеждает. Но чаще всего — лопаты побеждают солнце.
Cлайд с цитатой