— Посмотри, как много мы сможем сделать вместе! Что больше подходит друг другу, чем холод и тьма?! Мы заставим детей поверить в нас!!! Подарим им мир, в котором всё, всё будет...
— ... Кромешно-чёрным?
— ... И холодным, как лёд, Джек. В нас ОБОИХ поверят.
— Нас обоих будут бояться. А я хочу не этого. В последний раз говорю — оставь меня в покое!
— Ребята, вы когда последний раз общались с детьми?
— Мы так заняты тем, что доставляем детям радость, что времени не остаётся... [с усмешкой] на детей...
— У тебя большие глаза.
— Да! Большие глаза, очень большие, потому что они полны стремления увидеть чудо. Вот что во мне главное. Именно таким я родился. Глаза мои стремились видеть чудо во всем: праздничные огоньки на рождественских елках, в воздухе витает волшебство. И эти чудеса я несу всему миру, а веру в них я защищаю в детях. Это и делает меня Хранителем. Это во мне главное. А в тебе?
— Я не знаю.
Меня зовут Ледяной Джек, и я Хранитель. Как я об этом узнал? Луна сказала. А когда вам о чём-то говорит Луна, в это стоит верить.
Тьма — первое, что осталось в моей памяти. Мне было темно и холодно... и еще мне было страшно. А потом, потом я увидел Луну. Она была такой большой и такой яркой! Мне показалось, что лишь только выглянув, она мигом прогнала тьму. А вместе с тьмой ушел и мой страх.
Как я там оказался? Что было уготовано мне судьбой? Мне неведомо до сих пор... И сомневаюсь, что когда-нибудь смогу это узнать.
— Надеюсь, Йети тебя не обижали.
— О, нет! Обожаю, когда меня в мешке забрасывают в волшебный портал.
— Ты уходишь? А вдруг Кромешник вернётся? Вдруг мы опять разуверимся? Если я не буду тебя видеть...
— Хей, Джейми, притормози, притормози! Ты перестаёшь верить в Луну, когда восходит Солнце?
— Нет.
— Ну вот. А ты перестаёшь верить в солнце, когда его заслоняют тучи?
— Ха... Нет.
— Мы всегда будем рядом, Джейми. А теперь... мы будем ещё и здесь [указывает на сердце]. А значит, ты тоже станешь немножко хранителем.
Когда душа твоя
устанет быть душой,
Став безразличной
к горести чужой,
И майский лес
с его теплом и сыростью
Уже не поразит
своей неповторимостью.
Когда к тому ж
тебя покинет юмор,
А стыд и гордость
стерпят чью-то ложь, —
То это означает,
что ты умер…
Хотя ты будешь думать,
что живешь.
Когда рождается младенец, то с ним рождается и жизнь, и смерть.
И около колыбельки тенью стоит и гроб, в том самом отдалении, как это будет. Уходом, гигиеною, благоразумием, «хорошим поведением за всю жизнь» — лишь немногим, немногими годами, в пределах десятилетия и меньше ещё, — ему удастся удлинить жизнь. Не говорю о случайностях, как война, рана, «убили», «утонул», случай. Но вообще — «гробик уже вон он, стоит», вблизи или далеко.
Меж бесов поживёшь — и доброта
покажется диковинной страной,
где ценят плод за то, что он есть плод,
где счастье простоты поёт кукушкой,
звенит в долине сердца.
Cлайд с цитатой