— Соски!
— Что?!
— В кокосе есть молоко, но нет сосков — значит он не млекопитающее. Это волосатый пакет молока.
— Соски!
— Что?!
— В кокосе есть молоко, но нет сосков — значит он не млекопитающее. Это волосатый пакет молока.
— Ты уходишь? А вдруг Кромешник вернётся? Вдруг мы опять разуверимся? Если я не буду тебя видеть...
— Хей, Джейми, притормози, притормози! Ты перестаёшь верить в Луну, когда восходит Солнце?
— Нет.
— Ну вот. А ты перестаёшь верить в солнце, когда его заслоняют тучи?
— Ха... Нет.
— Мы всегда будем рядом, Джейми. А теперь... мы будем ещё и здесь [указывает на сердце]. А значит, ты тоже станешь немножко хранителем.
Я подумал: вот было бы здорово поднять трубку, будто я взрослый, и заказать другую жизнь, как пиццу или ещё что-то.
— У нас как будто передоз, — задумчиво говорит Тия.
— Передоз? — повторяет Джейми.
— Да. Нам чуть за двадцать, а мы уже сыты этим миром по горло...
Бабуля говорит: «Люди всегда хотят невозможного». Я с ней согласен. Папа хочет, чтобы Роза была жива и чтобы Джас было десять лет. У него есть я. Мне десять лет, но я не того пола. Джас подходящего пола, но не того возраста, а Роза и возраста подходящего, и того пола. Но она мертвая. «На некоторых людей не угодишь» – это бабуля так говорит.
Если бы мне велели изобразить чувство вины в виде какого-нибудь животного, я бы нарисовал осьминога. Со скользкими, извивающимися щупальцами, которые опутывают твои внутренности и сжимают изо всей силы.
— Не думаю, что мы останемся расследовать это дело.
— Слишком странное для вас?
— Недостаточно странное.