поиск себя

Каждый человек находится в поиске. В поиске добычи. В поиске себя самого.

Думаю, Китару что-то очень нужно — всерьёз и по-настоящему. Так, как нужно только ему, и потому не так, как это бывает у простых людей, в его личном времени, очень просто и напрямик. Но при этом он сам пока не знает, что ему нужно. Потому и не может двигаться вперёд, в ногу с окружающими. Когда сам не знаешь, что ищешь, поиск становится непростым делом.

Есть бог, учение о котором мне преподавали в школе. А есть бог, который скрыт от нас всеми благами цивилизации. И этого бога я нашёл в горах.

Жил-был человек. Квартира его была настолько маленькой, что он жил в кровати, кухня его была настолько крохотной, что он завтракал в холодильнике, в душе ему было так скучно, что он лез в чужие. Взгляд его был настолько недальновидный, что он опирался на чужие точки зрения. Мозг его был настолько крошечный, что он пользовался чужим мнением, настроение его портилось так быстро, что он хранил его в морозилке... Как бы он ни пытался научить говорить свое имя, оно не говорило ни о чем. Как бы он ни представлял, он не представлял собой ничего. Он был настолько одинок, что не воспринимал людей, он был настолько не сдержан, что все время держался за телефон, чтобы не натворить. Мир его был настолько внутренним, что остальное время он проводил в виртуальном. Жизнь его была настолько логична, что он чувствовал себя встроенной деталью. Жила-была деталь, которая не знала как ей стать человеком.

Может быть, это вдавленные в асфальт окурки, переполненные мусорки во дворах, облезлые неуютные больницы и школы, нелепые детские площадки со сломанными качелями и пьяными людьми на скамейках, яркие витрины, отражающиеся в грязных лужах, незаметное и безграничное давление сотен, тысяч блеклых стен вокруг меня заставляют видеть этот город таким. А может быть, я просто заразился ангедонией у какого-то бездомного хромого пса с воспаленными мутными глазами, но смотрю вокруг задушено, черно. И сквозь беспрерывное смеркание рассудка никак не могу разглядеть что-то, что заставит расправить плечи, вздохнуть и просто жить дальше. Единственное, чего хочется — это идти. Просто идти, не куда-то, а прочь. Идти до тех пор, пока хватает сил. Идти вперед и найти там, впереди, что-то для себя.

Я искал в мерцающем выдуманном мире экрана то, что ушло от меня вместе с прежней жизнью.

Питер, в него влюбляются с первого взгляда. Со второго хотят остаться. С третьего пытаются понять, с четвертого начинают жить вместе, с половины пятого и допоздна ищут здесь себя и своего независимо от погоды и цвета ночи. Очень трудно найти себя именно в Белые ночи.

Может быть, это вдавленные в асфальт окурки, переполненные мусорки во дворах, облезлые неуютные больницы и школы, нелепые детские площадки со сломанными качелями и пьяными людьми на скамейках, яркие витрины, отражающиеся в грязных лужах, незаметное и безграничное давление сотен, тысяч блеклых стен вокруг меня заставляют видеть этот город таким. А может быть, я просто заразился ангедонией у какого-то бездомного хромого пса с воспаленными мутными глазами, но смотрю вокруг задушено, черно. И сквозь беспрерывное смеркание рассудка никак не могу разглядеть что-то, что заставит расправить плечи, вздохнуть и просто жить дальше. Единственное, чего хочется — это идти. Просто идти, не куда-то, а прочь. Идти до тех пор, пока хватает сил. Идти вперед и найти там, впереди, что-то для себя.

Я искал в мерцающем выдуманном мире экрана то, что ушло от меня вместе с прежней жизнью.

Питер, в него влюбляются с первого взгляда. Со второго хотят остаться. С третьего пытаются понять, с четвертого начинают жить вместе, с половины пятого и допоздна ищут здесь себя и своего независимо от погоды и цвета ночи. Очень трудно найти себя именно в Белые ночи.