Как костёр, ты ничего не оставил после себя.
костёр
Весенний догорающий костер,
Как ты хорош, не дымен, не остер!
Как собеседник, с кем я долго мог молчать,
чтоб не затух
и продолжал трещать.
Его речей голубоватый дым
С охапкой хвороста, что мигом стал седым,
И искры шуточек, услышанных сто раз.
Гори, гори... пока я не погас.
Разгорается-горит в темноте костёр,
А и ночь пронзит точно нож остёр,
Режет пополам небес купола
На Ивана Купала, на Ивана Купала
На Ивана Купала, на Ивана Купала,
Костёр нервно брызжет яркой сухой слюной,
Активно жестикулируя дымом.
Но нам ему ничего не доказать.
Костер долину вечера венчает
рогами разъяренного оленя.
Равнины улеглись. И только ветер
по ним еще гарцует в отдаленье.
О, нет! Не дам в тебе уснуть поэту,
Oн жив строкой, талантлив и остёр,
Твои творенья, нет, не канут в Лету,
Я разожгу души твоей костёр!
Отшельником живешь, как встарь монахи
В густом и не редеющем лесу,
Ты будто от людей скрываешь страхи,
Бесстрашие тебе я принесу.
На жизнь глядишь, как истинный философ,
и рассуждаешь, точно, как Сократ,
И правду сыплешь под ноги, как просо,
Но я не дам за правду выпить яд.
Надежду называешь ты сомненьем,
Но я надеждой оживляю взор,
Я озарю нежданным вдохновеньем,
И разожгу души твоей костёр!
Отрази, обними,
Разбуди ты меня — настоящую...
Без обид, без вины
Будет утро живое, звенящее...
Будет день без оков,
Без моих возражений неискренних,
Будет вечер без слов
И костёр с золотистыми искрами...
Ночь в горах под открытым небом, в световом доме костра таит в себе, как говорилось в старину, неизъяснимые наслаждения. Мрак создает самые естественные стены жилья, и потому световой дом самый уютный в мире. Пространство, которое мы способны озарить во мраке, есть наш истинный дом. Пожалуй, это самое справедливое в мире распределение жилплощади. По-видимому, с самого начала так и было задумано, но потом многое исказилось.
Коль шах сделал гнёт своим ремеслом,
Он пламя раздул — задохнётся в нём.
Это пламя шаха сожжет в аду,
Раздул его шах на свою беду.
Не людей, себя ты на нём спалил,
Державу свою по ветру пустил.
Кто костер зажёг, на костре сгорит,
Яму вырыл — в яму сам угодит,
Другого поджёг — сам себя сожжёт,
Бил прутом — себя дубиной побьёт.
Я долго смотрел, как тлели угли костра: сначала яркий и большой, уголь понемногу становился меньше, покрывался пеплом и исчезал под ним. И скоро от костра не осталось ничего, кроме теплого запаха. Я смотрел и думал: «Так и все мы... Хоть бы разгореться ярче!»