Весенний догорающий костер,
Как ты хорош, не дымен, не остер!
Как собеседник, с кем я долго мог молчать,
чтоб не затух
и продолжал трещать.
Его речей голубоватый дым
С охапкой хвороста, что мигом стал седым,
И искры шуточек, услышанных сто раз.
Гори, гори... пока я не погас.
Ночь в горах под открытым небом, в световом доме костра таит в себе, как говорилось в старину, неизъяснимые наслаждения. Мрак создает самые естественные стены жилья, и потому световой дом самый уютный в мире. Пространство, которое мы способны озарить во мраке, есть наш истинный дом. Пожалуй, это самое справедливое в мире распределение жилплощади. По-видимому, с самого начала так и было задумано, но потом многое исказилось.
С лицом осенним
оспенным лицом
слегка обветренным
осиновой больницей
слегка слезящимся
оранжевым кольцом
вернее, диском
с запоздалой птицей
ты смешиваешь свой
фокстротный свист
средь желтых хвой
шуршит осенний лист
вдали туман
густой у горизонта
Мгновение!
Не стой, поторопись...
Костер долину вечера венчает
рогами разъяренного оленя.
Равнины улеглись. И только ветер
по ним еще гарцует в отдаленье.
Но в утро осеннее, час покорно-бледный,
Пусть узнают, жизнь кому,
Как жил на свете рыцарь бедный
И ясным утром отошел ко сну.
Убаюкался в час осенний,
Спит с хорошим, чистым лбом
Немного смешной, теперь стройный -
И не надо жалеть о нем.
А ведь жизнь — такая яркая, сверкающая, пестрая... как вспорхнувшая из прибрежных кустов иволга... Вот бы вернуть это острое, сладостное чувство! Вот бы научиться так жить — как летать!
Какая странная судьба,
Которой вряд ли ты храним:
Волк прорастает сквозь тебя,
Ты поспеваешь ли за ним?
Какие долгие пути!
Но к ним не лапы ты готовь:
Твои пути, как ни крути,
Все упираются в любовь.
В петлею скрученных мирах
Своей судьбе не прекословь.
Чуть дрогнешь — верх одержит страх,
О страх расколется любовь.
Мелькает серая спина,
Тоскливый вой летит к луне.
На Глубину зовет луна,
Но что ты встретишь в Глубине?
Расположение вещей
На плоскости стола,
И преломление лучей,
И синий лед стекла.
Сюда — цветы, тюльпан и мак,
Бокал с вином — туда.
«Скажи, ты счастлив?» — «Нет». — «А так?»
«Почти». — «А так?» — «О да!»
Преображение Господне... Ласковый, тихий свет от него в душе — доныне. Должно быть, от утреннего сада, от светлого голубого неба, от ворохов соломы, от яблочков грушовки, хоронящихся в зелени, в которой уже желтеют отдельные листочки, — зелёно-золотистый, мягкий. Ясный, голубоватый день, не жарко, август. Подсолнухи уже переросли заборы и выглядывают на улицу, — не идёт ли уж крестный ход? Скоро их шапки срежут и понесут под пенье на золотых хоругвях. Первое яблочко, грушовка в нашем саду, — поспела, закраснелись. Будем её трясти — для завтра.
Манит нас с тобой, манит нас с тобой,
Манит нас с тобою наша первая любовь!
Кружит и метёт белая зима...
Первая любовь снова нас с тобой,
Нас с тобой нашла!
Cлайд с цитатой