Конь БоДжек

— Эй, Таниша?

— БоДжек? Я думала над твоими словами.

— Прекрати это делать. Не стоит вообще думать над моими словами.

— Я люблю Карен, но дополняет ли она меня?

— Таниша, никто никого не дополняет — так не бывает! Если повезёт — найдёшь того, кого сможешь терпеть, вцепишься в него и ни за что не отпустишь!

— Так что, мне просто смириться?

— Да, именно, просто смирись! Иначе ты постареешь, потолстеешь, и тебе станет ещё более одиноко. И ты будешь делать всё возможное, чтобы заполнить эту дыру друзьями, карьерой, бессмысленным сексом... Но это тебе не поможет. И однажды ты оглянешься вокруг и поймёшь, что все тебя обожают, но никто тебя не любит. И ты чувствуешь себя самым одиноким в мире.

— Привет, БоДжек.

— Рад тебя видеть, Чарли. Прости, что опоздал. Пробки.

— Ничего страшного.

— Встал на парковке для калек — ничего страшного?

— Ты припарковался....

— Пардон. Для инвалидов. Такой термин лучше?

— Может переставишь машину?

— Не, мне не стоит садиться за руль. Просто сейчас я в хламину.

— Хочешь сказать, ты сейчас пьян?

— Мне кажется, или интервью круто идёт? Ну круто же, правда?

— Д-да. Итак, как ты считаешь, в чём секрет успеха этого шоу?

— Знаешь, Чарли, сейчас модно моё шоу говном поливать, но вот что я скажу... А «говно» говорить можно?

— Не стоит.

— Я думаю, что для ситкома* это ништячное шоу. Не верх драматургии, но знаешь, для многих людей жизнь это большой удар по яйцам. И вот ты возвращаешься домой, тебя целый день по яйцам пинали, и ты хочешь просто посмотреть шоу про хороших людей, которые любят друг друга. И что бы в шоу не произошло, в конце серии всё обязательно разруливается к лучшему. Ведь в реальной жизни... Я уже говорил про удар по яйцам?

— Поговорим о реальной жизни. Чем ты занимался с тех пор, как шоу закрыли 18 лет назад?

— Отличный вопрос, Чарли! Я... Я... Я... Эм....

— До отъезда ты всегда говорила, что Эл-Эй* это асфальтовая топь.

— О, Боже! Я столько фигни говорила в юности, думала это так умно.

— Сейчас ты больше так не считаешь?

— Считаю ли я Эл-Эй асфальтовой топью? Нет. Нет, ты сам асфальтовая топь.

— Я?

— Ну не ты сам. Просто говорю, типа неважно где ты, важно кто ты. И ни Калифорния, ни Мэн, ни Нью-Мексико этого не изменят. Понимаешь? Нельзя сбежать от себя самого.

— После «Шоу Коня БоДжека» я надолго впал в депрессию. Написал кучу хитовых фильмов, заработал тонну денег, но счастья это мне не принесло. Когда мне вручили Оскар, я стоял на сцене, смотрел на него и думал «и это счастливейший день в моей жизни?» Я чувствовал как никогда несчастным.

— Потому что был трезв?

— Потому что Оскар ничего не значит. Всё бессмысленно. Я всю жизнь помогал другим. Сделал свой дом ночлежкой для бросающих наркоманов. У меня была система реабилитации, я многим помог, но они всё равно ещё больше сторчались, и от этого у меня пусто на душе.

— Все за тебя очень беспокоились. Нельзя вот так исчезать! Ты многим сделал больно.

— Иногда нужно брать ответственность за своё счастье.

— Разве это не эгоистично?

— Не знаю, что тебе сказать. Впервые в жизни я счастлив, и я не буду этого стыдиться. Нужно много времени, чтобы понять, какой ты несчастный и ещё больше, чтобы понять, что ты не обязан таким быть. Только бросив всё, можно начать поиски пути к счастью.

— Слушайте, а давно мы все были в одной комнате?

— Наверное только в финале шоу.

— Да! И я сразу же уехал в Калифорнию. Теперь у меня самая большая скорбная лавка в Сиэтле. Вру, на самом деле в Олимпии.

— А я в театре Вестэнда играю Джульет... тину сиделку.

— А как твои дети?

— У меня их нет.

— Ой, а я думала их целый выводок, у тебя просто такое тело...

— Да брось, Сара Линн...

— Я предполагала, что ты перестала быть редкостной п**дой.

— Господи, Джоэль!!!

— В Англии это приемлимое выражение!

— Сунь его себе в ж*пу с ложкой сахара, Супер-Калли-Фраджи-С*ка!

— Эй, прекратите!

— Пустите меня! Я её порву!

— Чего тебе, мам?

— Смотри-ка, кто-то решил снять трубку!

— Тебе нужно ещё моей крови?

— Не надо мне крови! Я прочла твою книгу, БоДжек.

— Оу...

— Какой же нарцисс считает, что кто-то купит про него книгу! Ты же знаешь моё мнение про Анну Франк!

— То был дневник...

— Прочла главу про себя. То, что я тебе говорила. Ты, верно, думаешь что я чудовище...

— Мам...

— Я не хочу спорить, БоДжек. Просто хотела сказать, что я знаю, что ты хочешь быть счастлив. Но никогда не будешь. И мне очень жаль.

— Что?

— Ты ведь такой не один. Мы с твоим отцом... Ты хоть честно признался в своём внутреннем уродстве. Ты родился сломленным. Это твоё право по рождению. И теперь ты можешь заполнять свою жизнь проектами, книгами и фильмами, и своими подружками, но ничто не сделает тебя цельным. Ты — Конь БоДжек. От этого нет лекарства.

— Извини, что обвинил тебя в убийстве, американская тв-легенда Генри Уинклер.

— Не извиняйся. Ты приписал смерти Хёрба тайну, чтобы придать ей смысл. Но в смерти нет смысла — поэтому она так и пугает.

— Было гораздо проще верить, что ты убил его ради книги, чем думать, что он умер просто так.

— Умирать просто так не стыдно. Так умирает большинство людей.

— Я просто хотел это исправить. Как-нибудь.

— Прости, лошадка, это невозможно.

— Д*рьмо какое. Вы все д*рьмо! И зачем я вообще пришла на эту вечеринку?

— Это не вечеринка, а похороны Хёрба.

— Хёрб умер?!

— Помнишь нашу последнюю встречу? Ты спросил, считаю ли я тебя хорошим?

— Помню ли я? Да, как-то смутно.

— Ты застал меня врасплох. Я не знала, что сказать.

— Так, ты считаешь, что я хороший? В глубине души?

— В этом-то и дело. Я не верю, что у души есть глубина. По-моему, ты — просто то, что ты делаешь.

— Как-то это грустно. Стоит отметить, я считаю твои книги меняют мир.

— Спасибо.

— Я правда хотел тебе нравиться, Диана.

— Знаю.

— Ты правда веришь в ту х**ню, что ты до этого сказала? Что я умён, талантлив и всё такое?

— БоДжек, я агент. Я верю во всё, что говорю.