Канцлер Ги

Шум пиров и мирры холодный хмель,

Сталь звенит над миром голодных свор,

В будуарах – трепет, в соборах – трель,

По сафьяну выполнен приговор.

Кровь течёт по небу – и мостовой,

Пьян её багрянец, смертельно пьян,

Кровь из ран заката – и ран того

Юноши, чьим саваном стал сафьян.

Что холод, что жара –

От вас вестей не слышно;

Шпионы нагло врут,

Не знаю ничего,

А в комнатах с утра

До ночи пахнет вишней...

Надолго ли? Спросить бы у кого...

Это нам не вникать в перехлёст интриг

И не верить излишне красивым снам.

Может, где-то Создатель хранит Талиг,

Но граница Талига досталась нам.

Но рыжий лис протявкал: «Не стоит гнать коня».

Тянуло солнце за узду, и месяц вёл меня,

Но рыжий лис протявкал: «Потише, удалец!

Страна, куда ты скачешь, — отрава для сердец»

Снимает Михаил трубу с серебряной ветлы,

И звонко подаёт сигнал, садиться за столы.

Выходит Гавриил из вод, хвостатый, как тритон,

С рассказами о чудесах, какие видел он,

И наливает дополна, свой золочёный рог,

И пьёт, покуда звёздный хмель, его не свалит с ног.

Любой бы фермер зарыдал, облив слезами грудь,

Когда б узрел блаженный край, куда мы держим путь.

Там реки полны эля, там — лето круглый год,

Там пляшут королевы, чьи взоры — синий лёд,

И музыканты пляшут, играя на ходу,

Под золотой листвою, в серебряном саду.

Когда там жажда битвы, найдёт на королей,

Они снимают шлемы с серебряных ветвей;

Но каждый, кто упал, восстал, а кто убит, воскрес;

Как хорошо, что на земле не знают тех чудес:

Не то швырнул бы фермер, лопату за бугор -

И ни пахать, ни сеять, не смог бы с этих пор.

Чаще бы колдуньи все мели полы,

Но как полнолуние — не стряхнешь с метлы.

Рвутся в небо, дуры, да в ночной полет -

В обмороке куры, перепуган скот.

И, поверив в злое чудо,

Умирает кукла Вуду,

Умирай и ты, бедняга,

Твой окончен год.

Я изменял себе и многим,

Обещаний не нарушив,

Я собирал, как мелкий жемчуг, правду и враньё,

А Сатана послал погоню,

Чтоб схватить мою душу,

И создал смерть для меня – но не меня для неё.