Были долы —
Выросли горы.
Нынче — в школу,
Завтра — в контору.
Где вы, пчёлы?
Где вы, зубрилы?
Нынче в школу,
Завтра в могилу…
Утомительней мошкары…
— Шко — ля — ры!
Были долы —
Выросли горы.
Нынче — в школу,
Завтра — в контору.
Где вы, пчёлы?
Где вы, зубрилы?
Нынче в школу,
Завтра в могилу…
Утомительней мошкары…
— Шко — ля — ры!
... но что вообще в школе хорошего? Когда нас туда швыряют как заложников в турецкую баню, школа кажется нам самым важным делом на свете. Только после третьего или четвертого класса мы начинаем понимать, какой это вообще идиотизм с начала и до конца.
Ты мне, Борис, нужен как пропасть, как прорва, чтобы было куда бросить и не слышать дна. Чтобы было куда любить. Я не могу (ТАК) любить не поэта.
— Я её ненавижу! Я хочу её убить!
— Ну так сделай это. Одной школьной сучкой меньше, и жизнь несчастных наладится, что, по моему мнению, — услуга обществу.
Отец постоянно хвастался нам, какой он был молодец, когда учился в школе, постоянно домой пятёрки приносил, но потом мы нашли его дневник и в нём были одни двойки.
... школа — это отвратительная система воспитания, призванная подавлять волю и творческую активность ребенка.
— Ты трус как и твой отец! И отец твоего отца!
— Да! И отец отца твоего отца! Целая семья отвратительных трусов.
Я даже не знаю: есть ли Вы в моей жизни? В просторах моей души — нет. Но там, на подступах к душе, в некоем между: небом и землёй, душой и телом, собакой и волком, в пред-сне, в после-грезье, там, где «я не я, и собака не моя», там Вы не только есть, но только Вы один и есть.
Так – солнцем и листьями пахло десять, нет, даже больше лет подряд – накануне очередного учебного года. Школьного и институтского. Печальный запах безвозвратно тающей свободы…