Век моих усталых коснись,
Тихий сон даря,
Заплутавшей птицей вернись
В стужу января.
Кто-то мне пусть скажет в ответ:
— Ничего такого здесь нет.
Безрассудной птицей вернись
В стужу января.
— Почему?
— Ну, потому что потом это всё надо будет куда-то девать или делать вид, что ничего не было, а это нечестно. Извини, я старомодна, как валенок. Ну извини...
Когда кто-нибудь рядом с тобой шагает не в ногу, не суди его, может он слышит другой марш.
В путь-дорогу птицам пора,
Птицам снится юг.
Жёлтый лист кленовый вчера
Сел в ладонь мою.
Кто-то мне пусть скажет в ответ:
— Hичего такого здесь нет.
Жёлтый лист, как птица, вчера
Сел в ладонь мою.
Кленовый лист, кленовый лист,
Ты мне среди зимы приснись
В тот миг приснись, когда пурга
Качает за окном снега,
В тот миг когда всё замело
И на душе белым-бело,
Ты мне приснись,
Рыжий лист кленовый.
Любовь у женщины держится на благодарности, когда он что-то дал. А когда только взял, да ещё и растоптал... Нет. Нет, теперь я его ненавижу! Я в порядке!
Рагнара всегда любили больше меня. Мой отец. И моя мать. А после и Лагерта. Почему было мне не захотеть предать его? Почему было мне не захотеть крикнуть ему: «Посмотри, я тоже живой!» Быть живым — ничто. Неважно, что я делаю. Рагнар — мой отец, и моя мать, он Лагерта, он Сигги. Он — всё, что я не могу сделать, всё, чем я не могу стать. Я люблю его. Он мой брат. Он вернул мне меня. Но я так зол! Почему я так зол?
Солнце бьёт из всех расщелин,
Прерывая грустный рассказ
О том, что в середине недели
Вдруг приходит тоска.
Распускаешь невольно нюни,
Настроение нечем крыть,
Очень понятны строчки Бунина,
Что в этом случае нужно пить.
Но насчёт водки, поймите,
Я совершеннейший нелюбитель.
Ещё, как на горе, весенние месяцы,
В крови обязательное брожение.
А что если взять и... повеситься,
Так, под настроение.
Или, вспомнив девчонку в столице,
Весёлые искры глаз
Согласно весне и апрелю влюбиться
В неё второй раз?
Плохо одному в зимнюю стужу,
До омерзения скучно в расплавленный зной,
Но, оказалось, гораздо хуже
Бывает тоска весной.
Я охотно повторяла парадоксы, вроде фразы Оскара Уайльда: «Грех — это единственный яркий мазок, сохранившийся на полотне современной жизни». Я уверовала в эти слова, думаю, куда более безоговорочно, чем если бы применяла их на практике. Я считала, что моя жизнь должна строиться на этом девизе, вдохновляться им, рождаться из него как некий штамп наизнанку. Я не хотела принимать в расчет пустоты существования, его переменчивость, повседневные добрые чувства. В идеале я рисовала себе жизнь как сплошную цепь низостей и подлостей.
Город сошел с ума, люди куда-то спешат,
Медленно затвердевает моя душа.
Кухню наполнил дым тлеющих сигарет,
Еле слышны отголоски вчерашних побед.
Мне бы сейчас полетать над облаками,
В параллельный мир окунуться с головой,
Мне бы сейчас полетать, взмахнуть руками,
Но падать больнее всего.
Cлайд с цитатой