Маркс все-таки был экономист. Он думал, что экономика — это первая реальность. Ленин сказал — власть.
У каждой страны есть свои идиоты, но чтобы у идиотов была страна, я встречаюсь впервые. В руках идиотов — страна...
Маркс все-таки был экономист. Он думал, что экономика — это первая реальность. Ленин сказал — власть.
У каждой страны есть свои идиоты, но чтобы у идиотов была страна, я встречаюсь впервые. В руках идиотов — страна...
После Майдана вопрос кадровой политики — это вообще уникальная ситуация, когда во власть привели тех, кто может украсть, может помочь украсть и донести украденное. Других людей там нет, на самом деле.
Я, конечно, понимаю, что есть люди, которые всё знают лучше нас, у которых есть стратегия. Ну так говорят! Так говорят! Ну я пока признаков этого, честно говоря, не вижу. Мне кажется, главная стратегия заключается в том, что: «Давайте подождём, авось рассосётся!» Вот это — не план, на мой личный взгляд!
Один мой товарищ говорил: «Со мной легко общаться — я предельно гибок». А другой ему ответил: «Со мной ещё проще — я беспредельно гибок!»
Я предлагал в своё время до назначения губернатором или министром — сажать в тюрьму на три года, чтоб уже отсидел и с чистой совестью на работу.
Моё глубокое убеждение — власть, как и всё другое, не может опираться на то, что не сопротивляется. Вот это принципиально важно. И поэтому — «Ток-шоу у Соловьёва», и поэтому — разговор на разные темы, но этого, конечно, недостаточно, потому что, когда ты сталкиваешься с апофеозом бюрократической машины, она, конечно, сама создаёт проблемы для самой себя и для всей страны.
У Райкина в чём проблема? Я вам объясню. На мой взгляд — Константин Райкин замечательный актёр совершенно, недовостребованный, на мой взгляд, как раз из-за своего театра. Великолепный артист! У него талант такой, знаете, такой лёгкий, как воздушный шарик. Потом, что произошло? На одном собрании рядом с этим «шариком» упало «бревно начальственное». Оно не на него упало, оно упало рядом. Но всё, что сейчас происходит уже третий месяц, вот эти крики Константина Аркадьевича — это возмущение легкого, хрупкого предмета по поводу того, что нельзя же брёвнам падать, понимаете, ведь оно же могло же и убить. Так вот, не надо брёвнами пытаться... не надо брёвнами регулировать культурную отрасль. Не надо!
Один день в году президент говорит: «Система! Помни, что есть народ!» Система в этот день потеет, вспоминает... Она как с народом разговаривает? По-хамски! У системы — глаза холодные. Она осталась барской, олигархической, какой угодно ещё... И с нею никакие прорывы не выполнишь! Или система, или прорывы, приходится выбирать. Система один день напрягается и слышит президента, который говорит с народом, в этот день ей страшно, а потом этот страх уходит.