Позабыты обещанья в нашей сказке без названья,
Всё, что было, отпустило медленно.
Были в золоте деревья, как жар-птицы оперенье,
Только вот жар-птицы было – не было.
Позабыты обещанья в нашей сказке без названья,
Всё, что было, отпустило медленно.
Были в золоте деревья, как жар-птицы оперенье,
Только вот жар-птицы было – не было.
С моей точки зрения, вы, люди, — куда более эгоистичные монстры, чем я. Нет ничего более сомнительного, чем обещание человека.
Ты мне обещал крылатую лошадь,
Которой я так и не увидела.
Ты обещал мне путеводную нить Ариадны,
Но сам же её оборвал.
Ты обещал мне музыку Моцарта,
А не разбитые блюдца.
Ты обещал, что я стану твоей королевой,
Но вместо скипетра у меня швабра.
Tu m'as promis le cheval aile
Que j'ai jamais vu
Tu m'as promis le fil d'Ariane,
Mais tu l'as coupe.
Tu m'as promis les notes de Mozart,
Pas des plats casses
Tu m'as promis d'être ta reine,
J'ai eu pour sceptre un balai.
Воспоминания детства, беззаботного, слепо верящего детства теперь гуляют по Миралингесу невероятными существами: животными и птицами. Правда, из детских обид – а они есть у каждого – получились хромые единороги и грифоны с подбитыми крыльями.
Твердо пообещать что-то самому себе – самый сложный вызов. Но самое прекрасное – это этот вызов принять.
... не вышагнет бородатый кудесник из-за ближней сосны, не ударит резным посохом в гулкую земную твердь, отгоняя беду!.. Не сказка сказывается — быль совершается, и не оборвёшь её, страшную, на полуслове, чтобы не пугала, не придумаешь сам доброго конца...
Те, о ком слагают песни, сказания и легенды, не умирают никогда. Вера, поклонение, воображение… мы рождены из снов и страхов смертных, и пока нас помнят, сколь угодно смутно, будем жить всегда.
Недостаточно подрезать дерево, чтобы оно зацвело: необходимо еще вмешательство весны.
Не обещай мне писать, не обещай мне звонить,
Не обещай всё это время мне верность хранить.
Не обещай меня ни на секунду не забывать,
Ведь нет ничего проще, чем взять и пообещать.
— И все же, знай мы заранее, куда угодим, мы бы тут сейчас не сидели. Так, наверное, часто бывает. Взять все эти великие дела, господин Фродо, о которых говорится в старых песнях и сказках, ну, приключения, так я их называю. Я всегда думал, что знаменитые герои и прочие храбрецы просто ехали себе и смотрели – нет ли какого приключеньица? Они ведь были необыкновенные, а жизнь, признаться, зачастую скучновата. Вот они и пускались в путь – просто так, чтобы кровь разогнать. Но я перебрал все легенды и понял, что в тех, которые самые лучшие, ну, которые по-настоящему западают в душу, дела обстоят не так. Героев забрасывали в приключение, не спросившись у них самих, – так уж лежал их путь, если говорить вашими словами. Думаю, правда, им представлялось сколько угодно случаев махнуть на все рукой и податься домой, как и нам с вами, но никто на попятный не шел. А если кто-нибудь и пошел, мы про это никогда не узнаем, потому что про него забыли. Рассказывают только про тех, кто шел себе все вперед и вперед... Хотя, надо заметить, не все они кончили счастливо. По крайней мере, те, кто внутри легенды, и те, кто снаружи, могут еще поспорить, считать тот или иной конец счастливым или нет. Взять, например, старого господина Бильбо. Возвращаешься домой, дома все вроде бы хорошо – а в то же время все переменилось, все уже не то, понимаете? Но лучше всего, конечно, попадать в истории именно с таким концом, как у господина Бильбо, хотя они, может быть, и не самые интересные. Хотел бы я знать, в какую попали мы с вами?
– Да уж, – сказал Фродо. – Но я этого не знаю. В настоящих историях так, наверное, всегда и бывает. Вспомни какую-нибудь из твоих заветных! Тебе, может, сразу известно, хорошо или плохо она кончится, да и смекнуть по ходу дела недолго, а герои того ведать не ведают. И тебе вовсе не хочется, чтобы они прознали!