Дмитрий Глуховский, Дмитрий Глуховский. Текст

Но вообще-то, я это письмо начал писать, чтобы отговорить тебя от того, что ты решила делать. Потому что я подумал: ну, люди когда-нибудь залетают в первый раз, и им всем страшно. Они только прикидываются счастливыми друг для друга, а сами без понятия, что им дальше делать. Но потом ведь как-то они справляются. Ходят счастливые со своими детьми, улыбаются им, сюсюкают. Значит, изменяются, но становятся счастливее. Это сумбур полный, что я тебе пишу, но тут главное вот что – пускай они нас изменят, дети, и пускай изменят нас к лучшему, потому что сейчас я точно не ахти.

Другие цитаты по теме

Все магазины продавали разное, но все одинаковое: сюда люди приходили, чтобы себе купить новых себя. Покупали платья, думая, что вместе с ним новое стройное тело получат. Покупали туфли, потому что каждая пара была золушкина. Внутри часов за сто долларов была пружинка, которая самоуважение подзаводила. И все улыбочные магазины продавали счастье. Люди на счастье готовы были спускать всю зарплату и еще в кредит его набирать.

Стоял и думал: на воле воздух очень разреженный. Места тут чересчур, плотность населения слишком низкая. На зоне вот по сто пятьдесят человек в бараке, на тюрьме по пятьдесят в хате, нары в три яруса, до чужой судьбы полметра; и у каждого вместо судьбы — открытый перелом; острыми обломками наружу. Нельзя не наткнуться на другого, нельзя не распороть себя об него, не обмазаться в мясных лохмотьях. Лезут друг другу в глаза, в нос своими потрохами вонючими, членом тычут. Некуда друг от друга деваться. Сначала жутко от этого, потом тошно до блевоты, потом привыкаешь, а потом без этого даже и пусто. На воле с чужими людьми в разных квартирах живёшь, стенкой от них отделяешься, в метро каждый в своём пузыре едет. Как чай из пакетиков после чифиря — так на воле. Сидишь, кажется — только снаружи всё подлинное. Выходишь — фальшак. Жизнь в зоне — морок, а ничего более настоящего нет.

За богом грешники гонятся, мусолят его, с рамсами пристают. Праведному человеку с богом, как с водителем автобуса — не о чем разговаривать. Маршрут ясен: довез — вышел.

Но я не думаю, что одним наказанием можно что-то решить. Наказание только ожесточает человека, он своей вины не признает и

продолжает считать себя правым, а учится из этого случая только хитрить, да еще и затаивает злобу на того, кто его наказал, даже если и по справедливости. Чтобы человек по-настоящему раскаялся, он должен себя почувствовать точно то же и так же, как тот, кому он навредил. Но это сложно и долго, это и называется воспитанием. А ремнем по заднице отхлестать или накричать – это быстро и дает облегчение тому, кого обидели.

Последнее волшебство в мире осталось — деньги.

Здраствуйте, я Фиби Буффе, из меня сейчас посыпятся дети.

Было страшно от бесповоротности и сладко неясно от чего; от мести — и жутко от неё же, и от того, что сладко казалось.

Вроде всё и правильно сделал, а всё равно – в ад. На земле жизнь так организована, чтобы все люди непременно в ад попадали. Особенно в России.

Все хотят, что бы я избавилась от ребенка, как от больного груза…То есть нет никакой разницы между гнилым зубом и моим ребенком?! Разве это не грех?... Я долго думала, и вдруг услышала голос. Он звал меня: «Мама!» Я вздрогнула, оглянулась, и никого не было. Он меня снова позвал: «Мама! Я говорю оттуда, мама! Я уже родился, внутри тебя, уже радуюсь жизни, вижу печаль в твоих глазах, чувствую, как тебе тяжело, но все равно мир прекрасен! Мама, я хочу жить, хочу появиться на свет, хочу смеяться и играть, и если ты меня убьешь, я уйду в небытие! Мама, не убивай меня! Мама, не убивай… не убивай меня, мама! Не убивай!» И тогда я решила, что дам жизнь этому ребенку, отнесусь с благоговением к божественному дару, пусть ребенок появится на свет, пусть сбудутся все его желания! Теперь вы мне скажите, правильно я поступила или нет?

Муж, мать, другой близкий родственник или даже абсолютно чужой человек — любой, кто мог уберечь женщину от аборта, но не сделал этого или даже уговаривал избавиться от ребёнка, будет обороняться от укоров совести, как это делает сама женщина, прервавшая беременность.