— Главный свидетель защиты — актрисулька из Вены.
— Ромейн Хейльгер не такая, как вы думаете.
— Когда в суде слышат «актриса» — думают «шлюха». А когда слышат Вена — мы все понимаем, о чем они думают.
— Главный свидетель защиты — актрисулька из Вены.
— Ромейн Хейльгер не такая, как вы думаете.
— Когда в суде слышат «актриса» — думают «шлюха». А когда слышат Вена — мы все понимаем, о чем они думают.
— Мой мальчик любил машины, в армии научился, как вы. С ума по ним сходил.
— Он не вернулся домой?
— Погиб накануне семнадцатилетия. Газ...
— Мы все считали, что получим больше, да? Думали, что вернемся домой героями, в дома с розами у крыльца, к трехразовому питанию с дополнительной подливкой, получим работу по душе, а деньги потекут рекой... А в итоге, продаемся, как кусок мяса... И соглашаемся на это, чтобы оплатить квартиру.
Я люблю умирать в кадре. Для меня это как реинкарнация: родился, прожил, умер. Роль позволяет, и для меня естественно — начал роль и закончил, все произошло.
В судах ведь как: справедливость должна восторжествовать, да, разумеется, но – как можно быстрей.
— Мне кажется, что напрасно призывать Святую церковь для суда над обычной проституткой? Это дело нашей республики, верно?
— Я передаю эту женщину Венеции, которая её достойна.
По натуре дотошный и четкий, Страйк был приучен вести следствие проверенными, скрупулезными методами. Перво-наперво дай свидетелю выговориться: в свободном потоке речи проскальзывают какие-то мелочи, явные нестыковки, которые впоследствии могут сослужить бесценную службу. А дальше, собрав первый урожай впечатлений и воспоминаний, направляй разговор сам, чтобы строго и точно упорядочить факты: кто, где, зачем.
У меня однажды была замечательная ситуация на спектакле. На первом ряду сидели муж с женой. Они смотрели-смотрели, и вдруг жена, ни слова не говоря, развернулась и — бац: залепила мужу по роже увесистую пощечину, наотмашь, со всей силы. И он голову спрятал, отвернулся. А она дальше смотрит. Значит, так: история из спектакля совпала с ними, с их жизнью… Я понял, что точно попал в цель, в этот нерв.
Легко не красть. Тем более – не убивать. Легко не вожделеть жены своего ближнего. Куда труднее – не судить. Может быть, это и есть самое трудное в христианстве. Именно потому, что греховность тут неощутима. Подумаешь – не суди! А между тем, «не суди» – это целая философия.
— У тебя суд завтра вечером...
— Как раз хотел тебя пригласить. Есть два билета на первый ряд... Можешь взять Даню...
— Даня мне предложение сделал.
— Надо брать, такой парень...