Ты знаешь, что такое потерять всё — значит, ты понимаешь, за что я сражаюсь.
Ты танцуешь в своём ритме, пока родина бьёт в барабаны войны. Наша борьба гораздо важнее твоего равновесия.
Ты знаешь, что такое потерять всё — значит, ты понимаешь, за что я сражаюсь.
Ты танцуешь в своём ритме, пока родина бьёт в барабаны войны. Наша борьба гораздо важнее твоего равновесия.
Оливия Данэм, моя жена, была для меня всем. Когда мы впервые встретились, у меня не было дома, я часто переезжал с места на место, часто менял работу. Она дала мне цель, она заставила меня верить во что-то большее, чем я сам. Она сказала мне, что я должен бороться, чтобы наш мир был в безопасности. А чуть позже, чтобы спасти его от смерти. Но правда в том, что мы все умираем. С того момента как мы рождаемся, мы все умираем. Этот мир несказанно жесток. Наша единственная надежда, что мы сможем найти какую-то цель, что-то значимое до того, как этот последний день придёт. Счастье или любовь. Оливия была для меня всем. Других таких, как она, не было. Но я не перестану бороться. Сейчас, когда её нет, я боюсь, что я уже пропал. Что мы все пропали. Этот мир стал темнее без неё.
Твоя смерть не вернёт погибших, но облегчит мне ношу.
Она держала умирающих за руки в надежде, что они заберут её с собой...
Что же с тобой случилось? В тебе осталось хоть что-то хорошее? Я так или иначе это выясню.
Человек умирает столько раз, сколько теряет своих близких.
Тех, кто теряет своих супругов, зовут «вдовцами» или «вдовами». «Сиротами» — детей, что потеряли своих родителей. Но вы знаете каким словом называют родителей, которые потеряли своих чад? Его нет. Этого слова не существует. И это так бессердечно.
Восстань — и не знай поражений!
Когда ты ушёл, осталась огромная дыра. Не мог же я продолжать как ни в чём не бывало с такой дырой в самой моей середине.
Прости, я не смог...
Теперь я лишь сырая роса на тёплом трупе нашей любви.