Твоя смерть не вернёт погибших, но облегчит мне ношу.
Слова Ноксуса — чистая ложь: обещали знания, но дали лишь кровь.
Твоя смерть не вернёт погибших, но облегчит мне ношу.
Папа. Мама. Зелос. Ома. Оун. Кай. Малышка Ру. Вас всех обрекли на смерть. Я не зажгла ваши лампады — не хотела, чтобы вы видели бойню. Но ваша жертва не будет напрасной. Я отомщю за вас, мои родные.
Что же с тобой случилось? В тебе осталось хоть что-то хорошее? Я так или иначе это выясню.
Танец — это красота и традиции. Изящество шага и сила поворота. Наш танец — это честь... и последнее, что увидят наши враги.
— Даже сейчас, — сказал он, погладив мечи сквозь ткань. — Даже сейчас я не могу о них плакать.
— Другие могут говорить что угодно, — Лютиэн положила на его руку свою ладонь. — Но я-то знаю, что твое горе не меньше, а больше слез.
Неужели только горе может сплотить людей, слезы склеить нас друг с другом, а смерти наглядно показать ценность настоящего дня? Мне не хочется в это верить.
Горе надобно пережить. К тому же горе заразно, а люди этого боятся и поэтому готовы пойти на все, чтобы не дать горевать тому, у кого есть для этого основания. Они лгут. Они читают мораль. Они пронзительно кричат и хохочут, чтобы заглушить скорбь.
Но боль это совсем другое — ею не поделишься. Страдания индивидуальны: твое — это твое, чужое — это чужое. В горе по сути одиноко.
Серп упал, качнулся колос -
Оборвался чей-то голос.
Вороньё над рожью вьётся -
Кто-то с поля не вернётся.
Фиддлстикс идёт к тебе.
Фиддлстикс — быть беде.