Знай, что бы не произошло, последнее лицо, которое ты увидишь на этой земле, не будет лицом друга.
— Где ты так научился целоваться?
— Я сказал, что я девственник, а не монах.
Знай, что бы не произошло, последнее лицо, которое ты увидишь на этой земле, не будет лицом друга.
— Где ты так научился целоваться?
— Я сказал, что я девственник, а не монах.
В горах, когда вождь объявляет войну, он поджигает крест, который служит знаком всем землям клана. Это призыв, чтобы его мужчины взялись за оружие и подготовились к битве. Мы друзья, соседи, поселенцы, но мы не клан, а я не ваш вождь. Но я надеюсь, что если этот день наступит, вы все будете стоять вместе со мной. Мы не можем знать, что нас ждет, но мы должны быть готовы дать клятву не только нашим женам и близким, но и нашим братьям по оружию в этой новой стране.
Храбр лишь тот, перед кем есть выбор.
— Один человек, который борется за дело, стоит сотни тех...
— Кто борется за деньги.
Когда придет день, когда мы расстанемся... Если моими последними словами будут не «Я люблю тебя», это потому, что у меня не было времени.
— Говорят, что безумие — это делать одно и тоже и ждать другого результата.
— Я уже не знаю, кто так говорит, sassenach. Но, бьюсь об заклад, он не путешествовал во времени.
— Ты точно хочешь так ходить?
— Да...
[пауза]
— Проклятье.
Между чудовищем и героем очень тонкая грань.
— Я тоже поеду. Ты призвал меня, тогда, на собрании у костра. «Будь со мной, сын моего дома», — ты говорил всерьез?
— Ты знаешь, что да.
— Я тоже всерьез. Бывает время для мира, а бывает время для крови. Я буду с тобой.
Для полицейского в Чикаго самое приятное, то что у него появляется масса друзей. Но, если работаешь под прикрытием, как я, то целый день изображаешь, что твои враги — это твои друзья и наоборот. Этого вполне достаточно, чтобы путать, кто есть кто.