Будут вечно наши матери ждать о нас любую весть,
Все, кто веры не утратили в то, что мы свете есть.
Не живые и не павшие, не пришедшие с войны,
Просто без вести пропавшие сыновья своей страны.
Будут вечно наши матери ждать о нас любую весть,
Все, кто веры не утратили в то, что мы свете есть.
Не живые и не павшие, не пришедшие с войны,
Просто без вести пропавшие сыновья своей страны.
Не зажечь свечи за здравие и нельзя в помин души,
Мне досталось испытание быть ни мертвым, ни живым.
И взлетев в объятия вечности, словно птицы над рекой,
Мы в бою пропали без вести, не найдя в земле покой.
Он плачет и, как лист, сдержать не может дрожи.
Дитя, что ей всего дороже,
Нагнувшись, подняла двумя руками мать,
Прижала к сердцу, против дула прямо…
— Я, мама, жить хочу. Не надо, мама!
Прим не помнила себя от радости, что мама снова в порядке, но я была настороже и все боялась, что это не надолго. Я ей больше не доверяла. Во мне выросло что-то жесткое и неуступчивое, и оно заставляло меня ненавидеть маму за ее слабость, за безволие, за то, что нам пришлось пережить. Прим сумела простить, я – нет. Между нами все стало по-другому. Я оградила себя стеной, чтобы никогда больше не нуждаться в маме.
Теперь я умру и ничего уже не исправлю. Я вспомнила, как кричала на нее сегодня в Доме правосудия. Но ведь я сказала, что люблю ее. Может быть, одно уравновешивает другое?
Я видел ту картину, как на колени пав он, сходя с ума, ломал руки о могильный камень.
Он принес цветы впервые ей, но опоздал и он рыдал. Боже, как же он рыдал
Клеопатра, Клеопатра... Когда загремит труба, каждый из нас понесёт свою жизнь в руке и швырнёт её в лицо смерти...
Ведь вот до чего довели человека, сволочи! Ну конечно мне, как беспартийному, вся эта религия не воспрещается. Но всё-таки не очень, не так чтобы очень фигуристо у меня получилось... Небось нужда заставит — не только такое коленце выкинешь. Смерть-то, она не родная тётка, она всем одинаково страшна — партийному и беспартийному, и всякому иному прочему человеку.
Сущность всякой веры состоит в том, что она придает жизни такой смысл, который не уничтожается смертью.
— Помню, мне было лет 7 или 8, когда умер мой дед, и родители повели меня на похороны. Увидев, как его гроб опускают в землю, я впервые осознал, что однажды умру. Конечно, я знал, что люди умирают, но именно тогда я понял, что мое сознание исчезнет и я не увижу, что произойдет с миром. Я почувствовал такую пустоту и безнадежность, словно падал в бездонную пропасть. Мне было страшно до чертиков!
— Значит, ты не веришь в жизни после смерти?
— Этот страх был слишком сильный. Я думал, что свыкнусь с этой мыслью!
— Но не свыкся.
— Нет. Нет, каждый раз я испытываю все тот же страх.
— Все люди осознают в какой-то момент свою смертность, это не уникальные эмоции... Вопрос в том, как это на тебя повлияло. Вдохновило совершить что-то за свой краткий век?