Будут вечно наши матери ждать о нас любую весть,
Все, кто веры не утратили в то, что мы свете есть.
Не живые и не павшие, не пришедшие с войны,
Просто без вести пропавшие сыновья своей страны.
Не зажечь свечи за здравие и нельзя в помин души,
Мне досталось испытание быть ни мертвым, ни живым.
И взлетев в объятия вечности, словно птицы над рекой,
Мы в бою пропали без вести, не найдя в земле покой.
Он плачет и, как лист, сдержать не может дрожи.
Дитя, что ей всего дороже,
Нагнувшись, подняла двумя руками мать,
Прижала к сердцу, против дула прямо…
— Я, мама, жить хочу. Не надо, мама!
Прим не помнила себя от радости, что мама снова в порядке, но я была настороже и все боялась, что это не надолго. Я ей больше не доверяла. Во мне выросло что-то жесткое и неуступчивое, и оно заставляло меня ненавидеть маму за ее слабость, за безволие, за то, что нам пришлось пережить. Прим сумела простить, я – нет. Между нами все стало по-другому. Я оградила себя стеной, чтобы никогда больше не нуждаться в маме.
Теперь я умру и ничего уже не исправлю. Я вспомнила, как кричала на нее сегодня в Доме правосудия. Но ведь я сказала, что люблю ее. Может быть, одно уравновешивает другое?
Сущность всякой веры состоит в том, что она придает жизни такой смысл, который не уничтожается смертью.
Ведь вот до чего довели человека, сволочи! Ну конечно мне, как беспартийному, вся эта религия не воспрещается. Но всё-таки не очень, не так чтобы очень фигуристо у меня получилось... Небось нужда заставит — не только такое коленце выкинешь. Смерть-то, она не родная тётка, она всем одинаково страшна — партийному и беспартийному, и всякому иному прочему человеку.
Есть суровый закон у людей;
Сохранять чистоту несмотря
На войну и на нищету,
Несмотря на грозящую смерть.
Часто охватывает отчаяние. Отчаяние бессилия слова. Ты видишь, что миф для многих, для большинства по-прежнему правдивее и сильнее фактов и самого инстинкта жизни, самосохранения. Когда я сижу за письменным столом, я стремлюсь не только записать, восстановить, воссоздать действительность — хочу прорваться словом куда-то дальше. Чтобы это была и правда времени, и какая-то догадка о человеке вообще. Прорваться дальше. Дальше слов… Это редко удаётся. А вот миф туда прорывается. В подсознание…
И когда мать, у которой государство забрало сына и вернуло его в цинковом гробу, исступлённо, молитвенно кричит: «Я люблю ту Родину! За неё погиб мой сын! А вас и вашу правду ненавижу!» — снова понимаешь: мы были не просто рабы, а романтики рабства. Только одна мать из тех ста, с которыми я встречалась, написала мне: «Это я убила своего сына! Я — рабыня, воспитала раба…»
— Помню, мне было лет 7 или 8, когда умер мой дед, и родители повели меня на похороны. Увидев, как его гроб опускают в землю, я впервые осознал, что однажды умру. Конечно, я знал, что люди умирают, но именно тогда я понял, что мое сознание исчезнет и я не увижу, что произойдет с миром. Я почувствовал такую пустоту и безнадежность, словно падал в бездонную пропасть. Мне было страшно до чертиков!
— Значит, ты не веришь в жизни после смерти?
— Этот страх был слишком сильный. Я думал, что свыкнусь с этой мыслью!
— Но не свыкся.
— Нет. Нет, каждый раз я испытываю все тот же страх.
— Все люди осознают в какой-то момент свою смертность, это не уникальные эмоции... Вопрос в том, как это на тебя повлияло. Вдохновило совершить что-то за свой краткий век?
Война — сестра печали, горька вода в колодцах её. Враг вырастил мощных коней, колесницы его крепки, воины умеют убивать. Города падают перед ним, как шатры перед лицом бури. Говорю вам: кто пил и ел сегодня — завтра падет под стрелами. И зачавший не увидит родившегося, и смеявшийся утром возрыдает к ночи. Вот друг твой падает рядом, но не ты похоронишь его. Вот брат твой упал, кровь его брызжет на ноги твои, но не ты уврачуешь раны его. Говорю вам: война — сестра печали, и многие из вас не вернутся под сень кровли своей. Но идите. Ибо кто, кроме вас, оградит землю эту…
Мoй cвятoй oтeц, мнe yжe кoнeц,
Мoя вeчнocть yмpeт нa oгнe.
Я к тeбe лeчy, я тeбe кpичy,
Кaк я был нa вoйнe, нa вoйнe.
Я был нa вoйнe.
Cлайд с цитатой