У других исполнялись мечты.
Каждый получал то, что сам заслужил.
Гусеницы стали бабочками, гадкие утята — лебедями
Один я так и остался чужим!
У других исполнялись мечты.
Каждый получал то, что сам заслужил.
Гусеницы стали бабочками, гадкие утята — лебедями
Один я так и остался чужим!
Ещё во мне умерли Ингви, Честер из Линкин Парка,
Это исповедь панка, я — кладбИще музыкантов!
Я иногда хочу вернуться назад,
Но в голове орут голоса:
«Стань надменней, наглей: не добрей — а добей!»
Все эти голоса давно не My Hate, а My Faith...
Но если вера — сотня вечных табу,
Тогда, друзья — до встречи в Аду!
Ничего не происходит случайно,
Не прольётся даже капелька крови,
И только сценаристы решают,
Кто умрёт, а кто станет героем.
Но к черту верность, целибат — ведь я, наверно, телепат
И вижу в людях веру лишь в тридцать монеток серебра.
Своими песнями я не исправил этот мир;
Я ухожу, а он останется таким, как был.
Мои стихи не сдвинут горы — это просто след,
Просто надгробие над местом, где лежит поэт.
Я не сказал ни слова, ушёл в тумане. И вскоре опять забыл. И совсем не думал, что стал писателем.
Мечты — это иллюзии, ведущие прямо в преисподнюю... и погружающие в бесконечную тьму.