Ещё во мне умерли Ингви, Честер из Линкин Парка,
Это исповедь панка, я — кладбИще музыкантов!
Ещё во мне умерли Ингви, Честер из Линкин Парка,
Это исповедь панка, я — кладбИще музыкантов!
Прошёлся по кладбищу Монпарнас. Все — молодые и старые — строили планы на будущее. Больше не строят.
... Итак, дамы и господа, вот мы с вами уже гуляем по кладбищу, как вы видите. Смотрим на молчаливые надгробья, и на каждом по две даты — родился, умер, а между ними маленькая черточка. Меня лично выводит из себя именно эта черточка. Получается, что все самые яркие события жизни, все богатства мысли и воображения человека, все муки, труд, борьба, озарение и вдохновение человека спрессовывается в итоге в это маленькое, плоское и ничего никому не говорящие тире. Ну, как такое может быть?
И скрипач поклонится и прижмет к груди скрипку. Помня наизусть, пальцами — как неповторимо, как пронзительно больно отдается в тонких пальцах дрожь струн.
И мы ждем свой первый миллион, но ждать мало,
Мало надеяться, верить мало, желание,
Мало писать ежедневные планы.
... Не изменишь плачем
Тот факт, что все мы ничего не значим,
Все постепенно отойдём во тьму,
Что страсть, надежда, слава и богатство
Уйдут гуськом в кладбищенское братство -
В компанию к таланту и уму.
Я иногда хочу вернуться назад,
Но в голове орут голоса:
«Стань надменней, наглей: не добрей — а добей!»
Все эти голоса давно не My Hate, а My Faith...
Но если вера — сотня вечных табу,
Тогда, друзья — до встречи в Аду!
Извозчичий кнут
все нахлестывает раз за разом
лошадь по спине —
звук бессмысленный и ненужный
на последнем пути к погосту...
Ничего не происходит случайно,
Не прольётся даже капелька крови,
И только сценаристы решают,
Кто умрёт, а кто станет героем.