Евгений Витальевич Антонюк

Другие цитаты по теме

— ... Вероятней всего, твой отец был убит на алжирской войне, а это очень благородно и прекрасно. Он — герой борьбы за независимость.

— Мосье Хамиль, я предпочел бы иметь отца, а не героя за независимость.

Нет злых людей, а есть люди, которые не поняли своего истинного предназначения. — это глубоко несчастные люди.

Воистину, беда не в том, что книги иногда запрещают. Беда в том, что их не читают.

Молодежь знает, а время однажды показывает, что копить противоречия не стоит, а надо было — все и сразу. (за последние 2000 лет)

... все, что мы делаем, возвращается к началу, и у нас рождаются дети, которые не слушаются, обижают и разочаровывают нас так же, как мы не слушались, обижали и разочаровывали своих родителей...

Чая без воды не бывает, а человек с жаждой знаком.

Литература не может быть позитивной или негативной, она либо есть либо нет.

... Мы едем на троллейбусе № 23. Он останавливается у Столешникова переулка, у магазина «Меха». За окном — распятая шкура волка, черно-бурые лисы, свернувшиеся клубочком, шапки из зайцев, каракуль. Был вечер, и в витрине уже зажгли освещение. «Магазин убитых»,  — сказала моя дочь. Она не могла простить человечеству ни ружей, ни бомб, ни самой смерти как системы. Потом, когда обе мои бывшие жены разлучили меня с дочерью — одна из высоких и благородных соображений («этот подлец никогда не увидит моей дочери!»), а вторая из-за нестерпимой, болезненной ревности,  — я часто приезжал к её детскому саду и, стоя в тени дерева, издали видел, как в смешном строю красных, голубых, розовых шапочек плывёт и её цыплячья шапочка, для защиты от ветра изнутри подбитая шелком. Я чувствовал, что моя дочь скучает без меня. Я это не просто знал, а чувствовал. Нас не разлучали ни километры, ни океаны, ни снега. Нас разлучали страсти, ужасающая жестокость характеров, желание сделать маленького человека, рожденного для добра, орудием злобной мести. Никогда, до самой смерти я не смогу простить этого ни себе, ни обеим этим женщинам, моим бывшим женам, которых я любил и которые клялись мне в вечной любви. «Мне пора на витрину,  — думал я,  — туда, где распят серый волк над свёрнутой в калачик черно-бурой лисой. В магазин убитых». Так я думал о себе, и это была правда. Я был убит. То, что осталось от меня, было уже другим человеком.