Разве не лучше погибнуть в бегах, чем в этом смердящем аду?
— Помнишь, что случилось год назад? Мы начали говорить о любви друг к другу, о принципах верности, бог знает о чем еще, и в конце концов ты решила от меня уйти. Помнишь? Ты забралась в седло, и если бы бочка с пивом не забродила в неурочный час, мы могли бы теперь и не жить вместе.
— Мне всегда казалось, что то пиво имеет специфический привкус.
— Но самое главное – это вселило страх.
— Страх, Росс? Чего ты боишься?
— Потерять тебя.
— Это маловероятно.
— Я не имею ввиду другого мужчину, хотя и в этом нет ничего хорошего. Я говорю о физической потере, я боюсь потерять тебя как личность, как компаньона, с которым я провел рядом всю жизнь. Ты понимаешь, что придет время, обязательно придет время, когда я уже не услышу твой голос или ты мой? Вероятно, это звучит сентиментально, но для меня эта мысль невыносима, чудовищна...
Возможно, противоречия заложены в моем характере, потому что я вечно вижу другую сторону в любой ситуации. Мне не нравилась война в Америке, но я поехал сражаться с американцами.
Проблема с этими мелодиями была в том, что они были слишком ностальгическими. Если теперь она ради забавы пела «Жили-были старики, и были они бедны», песенка оживляла столько забытых чувств, что чуть не вызывала слезы. Если Демельза пела «Сорвал я розу для любимой», она навевала воспоминания о Тренвит-хаусе и том первом Рождестве. И так далее. Музыка, считала Демельза, это, пожалуй, длительный процесс, прямо как жизнь, когда ты скидываешь прежнюю шкуру по мере того, как появляется новая. Но каждая мелодия, казалось, пускает корни в определенном событии или чувстве из прошлого.
— А каковы твои религиозные взгляды, Росс? У тебя они вообще есть?
— О, почти никаких, любовь моя. От отца я унаследовал скептическое отношение к религии, он считал её глупыми сказками. Но я не захожу так далеко. Я вижу мало пользы в религии в том виде, как её практикуют, как и в астрологии или вере в колдовство и предзнаменования, в удачу или неудачу. Думаю, всё это происходит от какого-то недостатка в человеческом разуме, может, из-за нежелания остаться в полном одиночестве. Но время от времени мне начинает казаться, что существует нечто помимо материального мира, мы это чувствуем, но не можем объяснить. Под религиозными взглядами скрывается грубая реальность нашей жизни, потому что мы знаем, что должны жить и умереть, как любые животные. Но иногда мне кажется, что под этой грубой реальностью кроется нечто другое, более глубокое, и это куда ближе к настоящей реальности, чем знакомая нам реальность.
— Хм. Не уверена, что я тебя поняла, но надеюсь на это.
— Когда ты как следует в этом разберешься, умоляю, объясни и мне.
Изъян в красоте любимого человека – словно мелизмы, что доводят музыку до совершенства.
— Росс, если ты хочешь сохранить мое достоинство в этом доме, ты не должен щипать меня, как сегодня днем, когда мы едва скрылись с их глаз!
— Все знатные дамы должны уметь терпеть такое. На то они и знатные, чтобы терпеть это молча.
— В каждом правильном браке, в каждом удачном браке, женщина должна быть единой в трех лицах, так? Она должна быть женой и заботиться о муже, как это полагается. Еще она должна носить его детей, раздувшись, как летняя тыква, а потом беспрерывно их кормить и подтирать, и они будут таскаться за ней по пятам... Но есть еще третья роль – она должна быть любовницей, которая ему по-прежнему интересна, которую он желает, а не просто человеком, который всегда под рукой, как удобно. Немного загадочной, как та дама, что вчера охотилась, кто-то, чьи колени или... или плечи он не сразу узнает, когда увидит рядом в постели. И это... это невозможно.
Росс засмеялся.
— Уж конечно, это относится и к противоположной стороне. К тому, что ожидает жена от мужа.
Cлайд с цитатой