Чувство повторяемости – всего лишь естественный результат старения. Возможно, это ощущает каждый, достигнув определенного возраста. А ведь если вспомнить, что большинство людей довольствуются рутинной жизнью, весьма бедной на события, то я – счастливчик, которого судьба балует разнообразием.
Ты была права, назвав меня чужаком. Но я чужак, которому знаком каждый дюйм твоей кожи.
— Теперь, когда вы стали членом парламента, ваше имя само по себе имеет вес. Ох, не кривитесь, это правда, хотите вы того или нет. Многие наверняка хотят заполучить ваше имя для своих предприятий.
— Я теперь как богатая наследница – подозреваю корыстный интерес в каждом ухажере...
— Я правильно поступила или нет, Росс? Мне нужно знать. Мне пришлось принять решение.
Проходя мимо, Росс коснулся её плеча.
— Ты стоишь больше, чем весь Вестминстер, — сказал он.
Когда принесли ужин, Росс почти ничего не ел.
— Ты не голоден?
— Просто устал. Устал говорить, устал спорить, устал задавать вопросы и ездить верхом.
— Съешь хоть что-нибудь.
— Нет, — сказал Росс, — я хочу только тебя.
— Все мы вульгарны.
На мгновение все умолкли.
— В каком смысле?
— В самом обыкновенном. Вы же не будете утверждать, что в каждом человеке есть нечто настолько уникальное, что ставит его выше других! Ни в привычках, ни в традициях, ни в семье. Все мы разделяем одни желания и обладаем одинаковыми функциями: молодые и старые, лорды и нищие. Лишь извращенец не станет смеяться и плакать над одним и тем же. Это просто здравый смысл. Вульгарный здравый смысл.
Жизнь – азартная игра, и даже самый осторожный и крепко стоящий на ногах человек ходит по канату обстоятельств, и даже самая легкая вибрация может его сбросить. Мы живем себе, чувствуем себя в безопасности, думаем, будто мы кое-что значим в мире, и вдруг — фьють, и мы ничто.
Что есть цивилизованная жизнь, как не попытка втиснуть неидеальных людей в противоестественные рамки, придуманные людьми столь же неидеальными?
Демельза высказала предположение, что иногда, наверное, денег бывает слишком много, вот и приходится собирать столько всякой всячины. Что может быть приятней, чем страсть к собирательству, будь то веера, слоновая кость или стекло, а потом можно позволить себе собрать целую коллекцию, один драгоценный предмет за другим, расставить её на полках и каждый раз получать удовольствие, разглядывая её. Но сэр Хорас, дожив до преклонных лет, собрал множество крупных коллекций. Как же он мог находить в них прежнее удовольствие? Шесть чудесных вещиц всегда останутся шестью чудесными вещицами. Собери шесть тысяч – и перестанешь их ценить.
— Это как жены, — заметил Росс. — Много не нужно.
Cлайд с цитатой