— Не понимаю джаз.
— Ты не понимаешь джаз?
— Нет.
— Ну неважно, понимаешь ты или нет, важно что чувствуешь, когда слышишь его. Вот, что важно.
— Пытаюсь понять слова песни или мелодию, или хоть что-нибудь.
— Не надо понимать, эта музыка не пытается тебя куда-то унести, а наоборот, пытается отыскать себя, суть себя самой.
И легкости своей дивится тело,
И дома своего не узнаешь,
А песню ту, что прежде надоела,
Как новую, с волнением поешь.
... Я смотрю сейчас на тебя и пытаюсь тебе объяснить, что ты мне дороже, чем те двенадцать лет, которые я посвятил Солярису, и что я хочу быть с тобой. Может, твое появление должно быть пыткой, может, услугой, может, микроскопическим исследованием. Выражением дружбы, коварным ударом, может, издевательством? Может быть, всем вместе или — что кажется мне самым правдоподобным — чем-то совсем иным. Но в конце концов разве нас должны занимать намерения наших родителей, как бы они друг от друга ни отличались? Ты можешь сказать, что от этих намерений зависит наше будущее, и с этим я соглашусь. Не могу предвидеть того, что будет. Так же, как ты. Не могу даже обещать тебе, что буду тебя всегда любить. После того, что случилось, я ничему не удивлюсь. Может, завтра ты станешь зеленой медузой? Это от нас не зависит. Но в том, что от нас зависит, будем вместе. Разве этого мало?
Вся палитра человеческих чувств и эмоций — воплощена в симфонической музыке. Она меняет человека и творит с ним чудеса.
Единственное, что я стараюсь делать, когда я сочиняю музыку — это заставить её прямо и просто выражать то, что у меня на сердце.
Дудук — не музыкальный инструмент! Он — живое воплощение всех эмоционально — чувственных струн души, наполненной глубоким смыслом, трогательным воспоминанием, сильным чувственным переживанием и подлинным трагизмом!
Я написал бы тебе грустную песню, полную фраз пустых,
Но зато красивых, как ты любишь, краски бы сгустил,
Расписал бы, как без тебя плохо, как хорошо с тобой,
Наплакал бы реку и не был бы самим собой.
— Что это, угрюмая ракета?
— Группа «Human League».
— Это электронный нонсенс.
— Они электронные пионеры, они изобрели музыку.
— Изобрели музыку? А что было до них?
— До них была просто настройка инструментов.
— Ты в курсе о музыке, известной как джаз? В курсе о джазе, джазовом движении?
— Почему ты продолжаешь все время болтать о своём джазе?
— Потому что это важнейшая форма искусства.
— Никто не слушает джаз. Учителя естественных наук и психические больные — все, кому нужен твой джаз.
— Возьми свои слова назад, ты, электрогомик.
— Или что?
— Просто возьми их назад и все.
— Не возьму. Я оставлю их прямо тут, чтобы все видели.
— Заглотни их обратно.
— Нет. Я ненавижу джаз.
— Ты ненавидишь джаз? Да ты боишься джаза. Да-а-а.
— Заткни свой рот.
— Ты боишься джаза, боишься отсутствия правил.
— Нет.
— Отсутствия границ. О-ох. Он как забор, нет, он мягкий. Что происходит? Формы, хаос. Для тебя все должно быть просто, так ведь?
— Перестань. Заткни свой рот.
— Мелодия становится абстрактной, ты обделываешь свои штаны.
— Заткни свой рот.
Cлайд с цитатой